Леонид Кулагин
Народный артист РСФСР. Актер, режиссер, сценарист. Легендарный артист театра и кино. С конца 60-х служил в МДТ, где зритель полюбил его за множество прекрасных ролей. Кулагина активно привлекают для съемок в кино, его фактурная внешность и недюжинный талант отмечали многие известные режиссеры. В 1976 году огромный труд и самоотдача вылились в награду – Леонид Николаевич получил звание Заслуженного артиста. На этом Кулагин не остановился, продолжал много и плодотворно работать. Его роли в Черной Стреле, Доблестном рыцаре Айвенго, Афганском изломе принесли ему огромную славу и признание. Звание Народного артиста торжественно присудили в 1986 году.
В настоящее время Леонид Николаевич по-прежнему бодр и готов работать. Снимается в сериалах, озвучивает фильмы и игры.
Леонид Кулагин. Интервью для агентства «Рексквер»
Многие актеры озвучивания говорят, что правильное образование – важная составляющая карьеры! И если ты актер не только по призванию, но и «в дипломе», то шансов пробиться к большому микрофону больше. Поэтому вопрос про образование мы задаем абсолютно всем нашим дикторам вовсе не из праздного любопытства. Вот и интервью с Народным артистом РСФСР, лауреатом многочисленных премий и наград Леонидом Кулагиным мы начали традиционно. Беседу провёл руководитель агентства «Рексквер» Александр Татаринцев.
Леонид Кулагин: Я закончил Нижегородскую театральную студию при театре драмы им. Горького в 1960-м году. А вот впервые у микрофона оказался лишь спустя 7 лет. Мало кто сейчас об этом знает, но при советской власти были сильно распространены разнообразные записи спектаклей, театра у микрофона. Писали на улице Качалова, до сих пор помню.
«Рексквер»: Знаменитый Московский Дом звукозаписи.
– Верно! И вот как раз в 1967-м году, я тогда уже переехал в Москву, я впервые попал в театральный спектакль. И было их еще много, не только радио, но и на телевидении. А потом все закончилось… И нам казалось, что навсегда.
Почему?
– В 90-х годах почти у каждого диктора было ощущение, что его навсегда отлучили от микрофона. К счастью, это оказалось не так.
Как вы вернулись в профессию?
– Одна моя знакомая начала ставить театральные постановки, в свое время она работала режиссером еще в «Мелодии». И вот она где-то меня то ли увидела, то ли услышала, и ей захотелось со мной поработать. Мы начали записывать книги на христианские темы. Причем, делали серьезные вещи: начали с Жития Иисуса Христа, после были Писания от Луки. А потом ко мне обратилась Христианская церковь, которая на набережной напротив Кремля. Я для нее писал книгу Шмелева, но сейчас уже не вспомню какую. Вот таким образом я и вышел, пусть не на большой экран, но на большие записи.
На большой микрофон.
– Ну да, можно сказать и так. Ты сейчас, наверное, спросишь, а нравилось ли мне записывать аудиокниги?
Верно, как раз хотел задать этот вопрос. Но еще интересно, что нравится сейчас и что получается лучше всего?
– Я уже сказал, что начинал с аудиокниг. И записал их очень много: они выходили в продажу и это было лестно. Но вот моя дальнейшая карьера у микрофона пошла от тебя. Не знаю, почему и как ты решил обратиться ко мне с записью рекламы, но до сих пор помню, как мы начали вместе работать.
Интересно было бы послушать вашу версию.
– Я не люблю отвечать на незнакомые номера. Но иногда любопытство берет верх, и я совершаю ошибку: попадаю в эту фигню, когда звонят якобы от отдела безопасности банка. Так вот помню, что твоя помощница не могла со мной связаться, потому что я не брал трубку. А она догадалась, умная девочка, написать мне смс-ку: я понимаю, что вы не отвечаете, но я вот такая-то, и прочее, прочее. Вот так я попал к тебе. Кстати, можно сказать, что я работаю только у тебя и ни с кем больше не записываюсь. Поэтому сам Бог велел мне любить именно эти записи. Хотя честно скажу, что рекламу я не очень люблю: по-моему, она у меня неважно получается. Мне кажется, что у меня какая-то определенная голосовая тональность и какие-то свои немного лирико-драматические нотки. Кстати, мне безумно понравилось, когда я читал стихотворение, а ты положил потом его на музыку…
Эдуард Асадов?
Леонид Кулагин: Да-да-да, про постель. Я впервые читал стихи таким образом и когда увидел результат – мне безумно понравилось, повторюсь. Кстати говоря, ты мне дал толчок: у меня после было много выступлений, к сожалению, из-за коронавируса они временно прекратились. Я читал в храме Петра и Павла с огромным оркестром и с хором, под «Реквием» Моцарта читал «Моцарта и Сольери», было много выступлений в музее Пушкина. Так что ты дал мне большую дорогу вперед, я тебя всегда помню, ценю и обожаю…
Спасибо, Леонид Николаевич, это очень приятно слышать…
– Я говорю это не комплимента ради, а потому что действительно все это именно с тебя началось. Нам, наверное, повезло нащупать какую-то внутреннюю, что ли, душевность, расположенность, тональность голоса для таких проектов. А ведь есть же и обратная сторона медали, то есть человеческих голосов…
Есть, есть. Вот вы как-то сказали: «Лучше бы этот голос не появлялся на свет», – а лично вам что неприятно слушать: невкусный тембр, условно назовем это так, отсутствие у чтеца природных характеристик или то, как человек владеет голосом?
– Скорее всего, тембр.
То есть для вас тембр имеет значение?
– Конечно!
Наверное, поскольку вы много лет работали в театрах режиссером, вы представляете, как этот тембр должен, скажем, звучать на сцене…
– Ну да, да. Но, к сожалению, Саша, это ты про идеальные говоришь вещи, какой сейчас к черту в театре тембр? Покажи голую *опу – и все в порядке.
Да, я недавно был на современном спектакле в драматическом театре одного провинциального города – он расположен в небольшом историческом здании. И 31-го декабря мы пришли на представление, а там главный герой выступал в гарнитурный микрофон, прикрученный на щеку. И мы с женой смотрим друг на друга и думаем: «Ё-мое, это же не зал Большого или Малого театра, или какого-то другого огромного. Тут зал-то, можно сказать 5х5, а человек все равно с этим микрофоном, зачем?
Леонид Кулагин: Да! Или голоса нет, или подтяжку надо какую-то, или попросту лень говорить нормально… Кстати, а вот запись этого не прощает: даже если ты произносишь довольно-таки дежурный текст, все-равно нужно что-то свое личное вкладывать. Но вот искренним людям, которые не привыкли лгать, им, наверное, это сложно. Как рекламировать товар так, чтобы и самому приятно было? Тут тоже очень трудно. Поэтому должна быть и искренность, и в то же время, что-то вот в голосе быть такое, что подчеркивало бы то, что ты рекламируешь, каким-то образом выделяло твое отношение.
Вопрос такой: есть ли у вас любимая, а, может быть, даже какая-то своя фирменная разминалка для речи? Может быть когда-то она у вас была, или сейчас есть?
– Да, да-да ,я, как раз недавно думал над этим. Сам я не разминаюсь очень давно уже. Но было время, когда мне это нужно было постоянно, хотя и до сих пор я плохо выговариваю «р» и «л» – они очень разные по положению языка. Поэтому я помню, что у меня была «Как на горке, на пригорке, жили тридцать три Егорки, раз Егорка, два Егорка, три Егорка» и так далее, пока язык не отсохнет. А еще «На дворе трава, на траве…» – вот это вот. Я не очень любил ее. А так – чуть-чуть губами поработаешь, челюсть чтобы открылась, особенно после мороза…
Ну, да, а потом в течение последующих пяти часов записи вы разомнетесь…
– Да-да-да.
Есть ли какой-то интересный, запоминающийся случай в вашей работе, вот непосредственно, чтеца?
Леонид Кулагин: был один случай. Я тогда смолчал, я вообще человек терпеливый, абсолютно не заносчивый, как ты понимаешь…
Да, с вами приятно работать!
– Так вот, это было не так давно, то ли в Красноярске, то ли в Краснодаре, я путаю эти города, это была первая у меня с ними работа, в онлайн формате. Потом была еще, я был в ужасе, когда мне позвонили оттуда вновь. Не помню, что в первый раз за материал был, но дублей мы наделали очень много. Обычно все получается у меня с первого, но это были какие-то странные люди. И кончилось все тем (увы, я это сам позволил, так как надо было заканчивать работу, иначе бы мы еще сутки писали), что они мне интонировали каждое слово, каждое предложение – как закончить, какой интонацией…
Вкладывали в уста интонации?
– Да, да, да. Я чтобы все это дело закончить, просто подчинился. Хрен с вами, нате вам. Понимаешь? Вот это самая запоминающаяся работа, остальные всегда были достаточно легкими.
А что бы вы сделали, Леонид Николаевич, если бы в бытность вашу режиссером театра, вам приходилось бы вот так вот, вкладывать в уста актеров?
– Ты знаешь, я сейчас нахожусь в таком состоянии, у меня есть спектакль, не буду пока его афишировать, где я был вынужден махнуть рукой и подчиниться актеру. Хотя я совершенно с ним не согласен. Но надо было выпускать спектакль. И потом, актер для меня был достаточно авторитетен: может быть, я не прав, может быть, он прав. И я сделал вывод, что мне в режиссуре делать нечего. Тем более мне уже много лет, я этим сейчас заниматься не буду, потому что не обладаю прежней силой воли. А тем более я близнец, сомневающийся: а правильно ли я делаю и так далее. И поэтому, если бы я захотел снова поставить, я бы искал актеров, с которыми можно не деинтонировать, а которые твои союзники во всем. И у них то же понимание материала, что и у меня. Понимаешь?
Понимаю. Чем вы будете заниматься, когда чтецов заменят синтетические голоса? В последнее время стало появляться довольно много синтеза речи в разных сферах. Хотя, сказать по правде, мы, как студия, считаем, что актерам вашего уровня абсолютно нечего бояться. Такие человеческие эмоции сделать в синтезе пока еще не под силу.
– Мне кажется, тоже. Мы можем быть спокойны: нас еще же скоро заменят синтетические голоса, а если, все-таки, заменят – ну, что же, не вредно. Понимаешь, я вот, например, почувствовал что-то новенькое в том, чтобы не работать вообще. Оказывается, трудно ничего не делать. Например, сейчас я занимаюсь тем, что дома переставляю последний свой спектакль. Хотя бы по своей линии, как мне все это кажется должно быть, а не как у нас получилось. Так что найдем, чем заняться, лишь бы здоровье было, верно, Саша?
Это точно, и я вам, действительно, от всей души желаю здоровья, чтобы хватало и на проекты, и на отдых, в том числе.
