Актриса дубляжа Нона Трояновская
Ведущий Рексквер Петр Сафрошкин: В гостях у нас сегодня Нона Трояновская, актриса дубляжа, чтица. Нона, у меня вопрос сразу первый из комментариев из интернета. Есть такой сайт Кинотеатр.ру, и там есть твоя страничка, и что пишут люди: «Боже мой, не знаю насчет актерской деятельности, фильмы я не смотрел, но озвучивание Присциллы в третьем «Ведьмаке» – это что-то». Следующий комментарий: «Присцилла из «Ведьмака» здесь? Вот это новость!». Эта Присцилла прицепилась. Очевидно, что теперьэто какое-то клеймо, тяжело?
О «клейме» Присциллы
Диктор Нона Трояновская: Нет никакого клейма. Я бесконечно благодарна судьбе, что эта Присцилла вообще случилась, но как все бывает в этой жизни удачное и интересное, это было сделано случайно, на коленке, за 2 часа. Игру «Ведьмак 3» все играющие люди знают, а видимо, и не играющие теперь тоже знают, и книгу читали.
Ведущий: И хор из Омска спел эту песню. И книга есть.
Нона: Книгу я не читала, к сожалению, и сериал не смотрела, хотя все это гремит, но просто фэнтези – это не мой жанр, не читаю я его. И с этим «Ведьмаком»: меня позвали, сначала прислали текст без музыки, без нот, безо всего. Мы на него посмотрели: ой, стихи. А что с ними делать? Ну, давай позвоним заказчикам. Заказчик не отвечает. И вот я читаю как поэзию: «Шиповник белый, сладкая сирень…». Через два дня мне звонят из конторы, в которой я озвучивала «Ведьмака», говорят: «Нона, вообще-то это песня». Говорю: «Здорово. Вам совершенно повезло, что я закончила факультет музыкального театра, я профессиональная вокалистка». Но этого никто не знал в той конторе, в которой мы озвучивали «Ведьмака», это абсолютная все случайность. Я приезжаю, нот не прислали, прислали исходник английский. И мы со слуха ее разобрали быстренько, записали за 2 или за 3 часа. Выходит игра в мир, и на меня обрушивается какая-то вселенская слава, мне начинают писать, в основном все в соцсетях, естественно, у меня мессенджер начал разрываться: «Нона, это вы? Нона, это вы? Нона, это вы?» До сих пор пишут.
Ведущий: А что они говорят? Что восхищены?
Нона: Что это лучшая песня, лучшее исполнение по всему миру. И я честно могу сказать, что страшно этим горжусь. Есть вся эта песня Присциллы, собранная со всех локаций по небольшому фрагменту, она же вся в одной тональности, и просто ее нарезали. У меня финал, я пою последняя, и я думаю: «Значит, всё-таки я хорошо это сделала!».
Ведущий: Это не как, когда идёшь на экзамен последний, потому что ты ничего не знаешь.
Нона Трояновская: Да, а потому что ты закрываешь и ты запомнишься. И это было действительно приятно. Слава Богу, значит я всё-таки чего-то стою как профессионал.
Ведущий: А были сомнения до этого в своей ценности?
Нона: Сомнения есть всегда, не сомневаются лишь идиоты. Как можно не сомневаться? Естественно.
Перфекционизм VS Трояновская
Ведущий: Есть такая штука «комплекс самозванца,» и есть сомнения профессионалов в своей ценности и способности что-то сделать. У тебя это бывает?
Нона: У меня это постоянно. У меня есть хроническая болезнь, называется перфекционизм. Она чудовищно мешает жить. Всем людям, которые когда-либо начинают заниматься творчеством и даже не творчеством, а любым делом, я очень советую (как больная на всю голову) отключайте перфекционизм хотя бы на 50%. Он очень важен, безусловно, потому что самокритика и понимание того, что ты не царь, бог и не великий гений – это должно быть у человека, это просто психическое отклонение, если ты считаешь себя Наполеоном, это в другую редакцию. Но когда ты начинаешь заламывать руки и говорить: «Нет-нет, я не смогу, я не сумею», – это всё, на этом можно ставить крест на профессии, это невероятно мешает. Хорошая наглость, настоящая злость, такая хорошая творческая злость и наглость – это очень важные вещи. Но все равно ты должен критически к себе относиться. И мне очень было приятно, когда мне поклонники Присциллы прислали нарезку моей озвучки из игры цельным треком. То есть они специально выбирали моменты, сводили. Я невероятно благодарна этим людям, они мне сделали такой подарок. И этот трек у меня в компьютере на почётном месте висит. Время от времени я переслушиваю его по каким-то своим причинам, потому что прошло уже достаточно времени, и я понимаю, что там я, конечно, перепела бы, вот это я бы переделала, там бы немножко почистить, там бы я дыхалочку поставила немножко по-другому, там можно было по драматургии немножко побольше или поменьше.
Ведущий: Всё-таки в борьбе Трояновской с перфекционизмом побеждает, видимо, последний.
Нона: Борьба Трояновской с Трояновской. С одной стороны, слушать себя очень важно, а с другой стороны, иногда есть вещи, к которым лучше не возвращаться, потому что начинаешь перемалывать заново, а надо идти вперед, а вот это постоянное оглядывание тормозит: я там не смог, там что-то не сделал, там плохо прочитал, надо переслушать. Все, закрыли дверь, сделали, да, хорошо, плюнули в вечность, так получилось.
О равноправии актрис (актерок) и актеров
Ведущий: Из этого колодца многие еще напьются. Про равноправие: сейчас одна из самых актуальных тем – это права женщин, не смейте трогать женщин, не смейте унижать женщин, платите женщинам столько же, сколько мужчинам и больше, не смейте делать никаких профессий, закрытых для женщин, шахтер – шахтерка, грузчик – грузчица и т.д. Скажи, пожалуйста, в озвучании есть и были ли когда-либо проблемы с этим?
Нона: Абсолютно никаких проблем в озвучании никогда не было, никакого шовинизма. По крайней мере, я никогда не сталкивалась с такими проблемами, как это называется, по половому признаку.
Ведущий Рексквер Петр Сафрошкин: Гендерное неравноправие, дискриминация.
Нона: Вот! «Дискриминация» – хорошее слово. Какое может быть равноправие или неравноправие, если у братьев Коэнов там все мужики. Я обожаю Коэнов, но я не полезу же их озвучивать. Ну зачем? Что я, сумасшедшая?!
Ведущий: Сейчас у Оскара есть новое правило, чтобы быть номинированным на премию, должны быть соблюдены стандарты по, так называемому, расовому разнообразию, гендерному и т.д. А представим, что когда-нибудь такое появится в озвучании. И скажут, что теперь девочек должны озвучивать мальчики. И наоборот.
Нона Трояновская: Я надеюсь, что я не доживу до этого времени.
Ведущий: Даже так? Соскочить надеешься?
Нона: Да, я надеюсь, что меня к этому времени с почестями проводят на заслуженный отдых. Я надеюсь, что даже дочь моя этого не услышит никогда и не узнает. Нет, все мы прекрасно понимаем, что мир катится в такое место, которое мы даже себе представить не можем, даже охарактеризовать его сейчас, назвать это как-то… адом или ещё чем-то нельзя. Как это называется? То, к чему мы идём? И причём идём с такой скоростью, что мы даже не успеваем уже соображать и оглядываться. Потому что в течение месяцев раскручивается история, на которую раньше истории необходимы были десятилетия, а сейчас это всё раскручивается за полгода. Оп-па, а уже это случилось. И это уже не то, о чем мы мечтали, нет, это уже реальность. Понимаешь? То, что ты сейчас описал по поводу этих гендерных историй, мне кажется, что это уже немножко не про искусство, это уже немножко про другую историю. Потому что всё равно под определённые роли будут искаться хорошими режиссерами определённые артисты. И будет неважно: чёрный, белый, зелёный, серо-буро-малиновый, с рогами, без рогов, это неважно, ты должен быть хорошим профессионалом с типажом, который нужен режиссеру на этом месте, в это время. Если заставлять больших режиссёров, того же пресловутого Тарантино, если его заставлять на место Ди Каприо и Брэда Питта засовывать зеленого и синего, он наверное скажет: «Ребят, можно я больше снимать не буду?». Есть тоже принципиальные вещи. Я больше чем уверена, что огромное количество артистов и режиссёров просто уйдут из профессии, скажут: «Знаете, мы пойдём лучше на своей даче тихо будем писать мемуары. Но это будет честнее». А огромное количество людей, которые пойдут по пути наименьшего сопротивления и согласятся, и будут работать в таких условиях, потому что скажут, что бабло побеждает зло. Окей, это их право.
О свободе в профессии
Ведущий: Есть люди, которые открыто говорят (как Иван Литвинов, у нас с ним была беседа), что рядовой артист в рядовом театре существо более чем униженное…
Нона: И оскорблённое, абсолютная правда.
Ведущий: Вот человек, профессионал в сфере озвучания, чувствует себя не так, по его словам. А как ты себя чувствуешь именно по материальному, не по духовному, а по материальному в этой профессии?
Нона: Я должна оговориться, что я 10 лет проработала в репертуарном театре, и в какой-то момент я оттуда ушла. Я сейчас не буду про идеологические моменты какие-то. Но вообще я ушла, по сути, по идеологическим причинам, потому что я поняла, что… Нет, я не буду сейчас говорить, что репертуарный театр умирает. Да, к сожалению, он умирает, это факт. Не потому, что он плохой, а просто потому, что время такое, потому что классика как жанр, к сожалению, остается в единицах где-то, потому что всё это превращается в совершенно другое, лицедейство – это уже к театру не имеет никакого отношения. Но я понимаю, что понятие свобода – свобода актёрская – в театре ужасно относительное, просто ужасно относительное. Тем более, что как и кино, сейчас театр превращается в продюсерский продукт. И если ты неугоден, неудобен, и если ты не в пуле актёрском приближенных к главному режиссёру, ты не будешь играть. Ты какое-то время посидишь там на зарплате, но ты при этом обязан ходить в театр, ты обязан появляться на работе, а это занимает время. Ты можешь играть третьего опенка в четвёртом составе, но ты должен ходить на каждую репетицию. И не важно, есть ты сегодня в прогоне или нет, это занимает огромное количество времени. Ты не зарабатываешь тех денег, которых ты можешь заработать этой же профессией, но в другом месте. Никуда от денег не денешься, к сожалению. Плюс ко всему прочему, человек должен быть реализован. И если он получил актерское образование, если он хочет работать, но в театре для него нет применения, зачем там сидеть? Ради чего? Это гробить свою жизнь, спиться, в конце концов, как у нас 90%, собственно. Так и сидеть, клясть судьбу и тот день, когда ты, дурак, пришел в театральный институт учиться.
Про деньги
Ведущий: Так всё-таки про бабло, оно есть в озвучании?
Нона: Актера озвучания кормят ноги, как журналиста.
Ведущий: То есть ты бегаешь туда-сюда, туда-сюда постоянно?
Нона: Да. Сейчас все стало гораздо проще, потому что появились всякие такие штуки как самозанятость, вот это вот все. Ты можешь быть сам себе хозяином, кто-то называет это фрилансом, кто-то еще как-то. Но другой разговор, что здесь ты лично сам несешь ответственность за то, что ты делаешь и за то, что ты имеешь. Потому что в театре, сидя в гримерке вечером после провального театра, ты можешь сказать, что у тебя режиссер козел и директор нехороший человек, и вот они меня, бедного несчастного артиста, притесняют и не дают мне работать. Здесь ты не имеешь право это сказать, потому что все зависит только от тебя. Если ты где-то хорошо прозвучал, тебя услышали, там позвонил, там где-то перетер с Ваней Литвиновым случайно, он тебя вспомнил, сказал, что ок, я тебя сейчас, кинь мне демку свою, вот это все – это только ноги. Ну, бегаем, да.
Ведущий: Это еще называется «рука руку моет». В хорошем смысле профессиональное сообщество.
Нона Трояновская: Да, мы друг другу как можем, так и помогаем, насколько это возможно. Нет, есть люди в каждой профессии, которые говорят: «Ребята, каждый сам за себя», – но это тема другого разговора.
О боязни человеко-машинного обучения
Ведущий: Скажи, тебя беспокоят синтетические голоса? Сейчас много говорят об этом.
Нона: Безусловно. Во-первых, это очень сложная история с точки зрения этики. Этичности вообще синтезирования человеческого голоса.
Ведущий: То есть ты в некотором роде лишаешься своего голоса, отдавая его машине.
Нона: Безусловно. И это очень сложная тема с точки зрения этической, потому что пока организации, те, кто создают этот контент и которые его используют, они не понимают того, что по сути своей, если быть честным до конца, они должны купить человека вместе с его голосом и обеспечить его до конца жизни, потому что он как Русалочка голос свой отдал.
Ведущий: Даже если им потом этот голос перестанет быть нужным, все равно они уже забрали его у человека.
Нона: По сути, да. И тогда это вопрос оплаты, потому что если твой голос будет звучать, а если еще голос узнаваемый... Есть голоса, которые невозможно не отличить, есть спокойные дикторские голоса, которые еще плюс подработать, и они будут среднестатистические. А если ты узнаваем, если ты и так звучишь из каждого утюга, а потом ты начинаешь работать какую-нибудь рекламу, аудиокнигу, и человек: «Господи, не хочу я этот банк слушать опять». Это же серьезная проблема, потому что ты становишься узнаваемым, и ты отдал свой голос, и ты дальше лишаешься работы.
Ведущий: Скажи, а можно оставить моральную сторону дела и спросить про цифры? Есть такая цифра, за которую тебе было бы не стыдно отдать свой голос и оставшуюся жизнь отдыхать на даче, встречаться с друзьями?
Нона: Полмиллиона в месяц меня бы устроило.
Ведущий: То есть это всё-таки месячная рента, это не разовая сумма.
Нона: Ну, если разовую сумму считать…500 000 рублей в месяц – это постоянное, а разовая сумма – это как эксклюзив. Да, может быть, я бы уехала писать мемуары на взморье.
Ведущий Рексквер Петр Сафрошкин: Скажи, пожалуйста, видишь ты такую возможность, что когда-нибудь синтезируют голоса, например, уже ушедших легендарных…?
Нона: Делают же, восстанавливают.
Ведущий: Типа Левитана.
Нона Трояновская: Я где-то слышала историю по поводу того, что коллеги синтезировали голос Тараса Шевченко, насколько это можно было синтезировать, ведь записей его не сохранилось. По внешнему виду, по строению челюсти, по строению резонаторов, по всему этому с помощью медиков, с помощью специалистов, с помощью историков и реконструкторов попытались синтезировать, как он мог бы говорить. Как Герасимов восстанавливал Ивана Грозного, вот они восстановили внешность Тараса Шевченко и попытались синтезировать его голос. Не послушала еще, но это есть.
Советы тем, кто только начинает озвучивать
Ведущий: Что интересует ребят, которые только собираются сделать первые шаги в озвучании или уже их сделали, приступают ко вторым, так это то, каков был твой первый опыт? И может быть, на основе собственных «шишек», расскажи, как может более удачно получить опыт человек, который только собирается к этому приступить?
Нона: Самое смешное, что первый мой опыт озвучания аудиокниги случился довольно поздно по отношению ко всей моей огромной, гигантской радиоистории.
Ведущий: А говорят, что девочки взрослеют быстрее, чем мальчики.
Нона: Просто у меня каким-то образом не складывались мои пазлы: я работала на радио, я работала диктором, я озвучивала рекламу, еще что-то. А к аудиокнигам я пришла тоже невероятным образом, кто-то кому-то позвонил и сказал: «Сушайте, у нас тут такая девица есть, закиньте». И пазл сложился. Потому что он может и не сложиться, ты можешь быть семи пядей во лбу, прийти, допустим, в какое-нибудь аудиоиздательство, но не складываются личные отношения. Как ты приходишь на кастинг к режиссёру, всем ты хорош, прекрасный ты артист, но не получилось. А тут у меня все случилось, и слава Богу, я счастлива невероятно, потому что я занимаюсь любимым делом. И сейчас это стало моей жизнью, моим состоянием жизни. Я постоянно нахожусь в состоянии чтения всего, что только можно. Что сказать тем, кто хочет это начинать?
Ведущий: Как им получить первый опыт?
Нона: Я сразу хочу сказать, чтобы не романтизировали эту профессию, во-первых, это тяжелый труд, во-вторых, это, извините, квадратная задница, потому что это сидение на попе, и помимо того, что ты должен все хорошо прекрасно понимать про свой речевой аппарат, ты должен и хорошо все понимать про свое физическое состояние, потому что долгое сидение – это профессиональные болезни.
Ведущий: Например?
Нона: Варикоз, к примеру, и другие элементарные вещи. Я сейчас не про себя, я в принципе. Просто как у парикмахеров есть свои профессиональные болезни, как у дальнобойщиков есть, которые садятся и пилят. И если ты постоянно сидишь, да, это надо просто знать о себе: все, каждые 40 минут что-то поприседали, походили, почесали.
Ведущий: Тут вопрос был не в том, как убить мотивацию людям, которые начинают.
Нона: Люди должны понимать, к чему быть готовыми. Плюс должен быть очень сильный речевой и голосовой аппарат. Если ты понимаешь, что у тебя голос садится ровно через полчаса после начала разговора, извини, парень, но в эту профессию ты не попадаешь.
Ведущий: Это прокачивается?
Нона: Да, с этим можно работать, потому что это правильное дыхание, это гигиена голоса, извините за такое корявое название, но это так и называется. Это знакомство с хорошим фониатром, тоже ничего нового не сказала на эту тему. То есть должен быть свой врач, хорошее понимание своего аппарата и своего организма, и своих возможностей. С чего начинать? Начинать надо с чтения. Банальность невероятная, но чтение начинается с чтения.
Группа юных дикторов «Пионерской зорьки»
Ведущий: Самому себе, кому угодно?
Нона Трояновская: Я пришла на радио, страшно сказать, в 1988 году, это еще Советский Союз, закат эпохи, детская редакция радио, 7 этаж, улица Качалова. Сейчас это какая-то там Дмитровка, это то самое здание Дома радиовещания и звукозаписи, которое благополучно погибло в прошлом или в позапрошлом году. Его раскурочили, разнесли историческое здание, потрясающее совершенно, боль моя страшная, там прошло мое детство. Была детская группа юных дикторов в детской редакции радио, «Пионерская зорька», вот это все – это мое пионерское детство.
Ведущий: Не очень понял, ты была в группе юных дикторов?
Нона: Да.
Ведущий: Это сколько тебе было лет примерно?
Нона: 88-й год – это мне 8 лет, я пришла на радио.
Ведущий: Что в 8 лет можно делать на радио?
Нона: «Пионерская зорька» озвучивалась детьми. Иногда двумя детьми, иногда дети и кто-нибудь из журналистов. Потом начала развиваться «Перестройка», появилась попытка более близкого отношения с молодежью, с подростками, начались прямые эфиры, начались передачи про проблематику подростковую, про все про это. Кто помнит конец 80-х, это была такая прорывная история по тем временам. А в начале 90-х, к сожалению, это все погибло безвозвратно, как и многое-многое. Уходящая натура, все на этом закончилось. Но тем не менее я успела застать невероятных мэтров, и я как раз успела буквально на последние месяцы жизни Вани Литвинова дедушки, он был главным редактором детской редакции радио, как раз на 7 этаже. Я не помню его, честно сказать, 8 лет мне было, у меня дочери сейчас 8 лет, что она вспомнит об этом времени… Но тем не менее каким был уровень профессионализма в этой детской редакции, надо понимать! Когда главным редактором там работает Литвинов, голос которого мы все прекрасно знаем, на сказках которого мы засыпали и просыпались, выросли мы и наши родители. У нас потрясающий совершенно был педагог, он вообще был хозяином, что называется, нашей группы юных дикторов, Феликс Ефимович Тубис, царствие ему небесное, нет его уже. Первое, что он нам сказал: «Утром ты просыпаешься, спускаешься вниз на первый этаж, забираешь свою «Пионерскую правду» из почтового ящика и вслух читаешь передовицу «Пионерской правды», каждый день как Отче наш. Ну, Отче наш тогда не произносилось, но как клятву пионера». У меня до сих пор привычка – я читаю вслух все. Иногда начинаешь как нормальный, как порядочный, едешь в метро, а потом начинаешь читать это все вслух. Я так лучше просто воспринимаю, ведь когда вслух человек читает, он лучше понимает, что он читает, потому что все системы задействованы, не просто скользишь куда-то там и уехал головой в свой Нижневартовск, в свое детство, а ты так или иначе включаешься в процесс, ты же не можешь не включиться. Плюс, это вообще удивительная история, почему надо уметь читать, в театральный институт поступают артисты, будущие артисты, которые очень плохо читают, их в школе плохо научили читать.
Об осознанном чтении и как наработать этот навык
Ведущий: Плохо мы имеем в виду неправильно?
Нона: Нет, просто они слоги складывают, они по слогам читают, просто плохо читают. Это вообще проблема людей. Вот попросить кого-нибудь на улице, подойти, дать книжку, даже хорошо знакомую, человек начнет разбираться, потому что очень плохо стали читать. Я не знаю, то ли это проблема школы, то ли нет необходимости читать такое количество. Мы же читали вообще запоем все, у нас телевизор был один на три квартиры, мы только и делали, что читали, ну а что мы еще могли дома делать в детстве, у нас единственное развлечение было – чтение. Поэтому дети все читали и читали хорошо и бегло, и очень за этим следили в школе. Сейчас нет этой истории про скорость чтения, вот это все, детям информацию надо быстро считать, проскочить по интернету, вот оно и все чтение, соответственно говоря. Поэтому читать, читать, читать. Я с этим в театре столкнулась, приходишь на читку пьесы, взрослые люди, артисты! А с листа читают и разбираются в словах. Если ты с листа не можешь прочитать все, что угодно, любой текст, даже передовицу «Правды» 88-го года выпуска, грош тебе цена как чтецу, естественно. Кому надо ковыряться в твоих оговорках и перечитывании элементарных вещей.
Ведущий Рексквер Петр Сафрошкин: Нас сейчас отлично поймут музыканты, потому что чтение с листа в музыке тоже нужно нарабатывать.
Нона: Да, это только, извините за мой французский, дрючка, по-другому это никак не скажешь, это дрессировка.
Ведущий: Вы сейчас сказали несколькими словами, что наш речевой аппарат – это мышца, это очевидная вещь, ее просто нужно нарабатывать, и это первый шаг.
Нона Трояновская: Безусловно. Есть еще вот тут в голове мышца, ее тоже надо нарабатывать.
Ведущий: Это сложнее.
Нона: Да, это либо есть, либо нет. Но всё-таки, если есть перспективы, если тут чего-то зашевелилось в сторону книжки, значит там что-то еще осталось, значит там не все потеряно. И это тоже нарабатывание, нарабатывание. Кстати, работа с текстом – это жизненный опыт. Есть такая фраза в театре: Джульетта – возрастная роль. Сейчас объясню, что я имею ввиду. Если ты не понимаешь и не знаешь контекста, о чем ты читаешь, берем, допустим, классическую литературу, то, что все хотят читать, ах, я хочу Льва Николаевича, окей, читай Толстова. Для того, чтобы понимать, что ты читаешь, тебе неплохо бы знать кто такой Толстой, неплохо бы знать, с чего вдруг он написал «Войну и мир», сколько лет он ее писал, и все, что происходило в это время, вообще в контексте русской культуры, как ходили, как стояли, как читали, как разговаривали. Потому что если ты с современным заходом сейчас начнешь читать про отношения Наташи и Андрея Болконского…
Ведущий: То на YouTube соберёшь миллионы просмотров, вполне возможно.
Нона: Но это плевок в вечность.
Ведущий: Про этот колодец мы уже говорили.
Нона: Да, но это плевок в вечность, это катастрофа. Если мы говорим о том, что мы с совестью и честью, и с собственным достоинством подходим к своей профессии, а не хайпуем. Мы сейчас можем под вальс Бостона ча-ча-ча станцевать, это не вопрос, хайпануть можно на чем угодно. Если мы говорим, о профессии, то тут надо… Опять-таки это чувство собственного достоинства, зачем же я буду размениваться на вот это всё. Один раз можно так поступить, но это будет последний раз.
О харрасменте в обмен на ролик/проекты/сладкую жизнь
Ведущий: Кстати про один раз: скажи, а приходилось ли когда-нибудь в профессий вступать, допустим, в неформальные отношения, потому что этого кто-то требовал?
Нона: Нет. Мне невероятно повезло, я не сталкивалась с этим никогда, несмотря на неплохие внешние данные. Для меня это очень сложная тема, потому что я сейчас выскажу очень непопулярное мнение, и для многих я стану врагом номер один.
Ведущий: Я тогда отодвинусь.
Нона: Да, мы с тобой будем потом ходить по разные стороны улицы, и ты в Facebook перестанешь со мной здороваться вообще. Очень многим рассказам о харрасменте я не верю.
Ведущий: Ты понимаешь, что я не могу отреагировать? Я мужик, я белый мужик гетеросексуальный, я вообще никак не могу даже слова сказать на это.
Нона: Нет, слушай, всякое бывает. Можно попасть, я так думаю, что мне просто повезло. Но когда начинается постфактум через много-много лет, когда уже нет в живых людей или когда эти люди занимают посты поднебесного совершенно свойства, у меня складывается ощущение, что все было сделано для того, чтобы этого человека просто свалить, хотя за его плечами и на его руках выпестованы звезды мирового уровня, сняты фильмы, мультфильмы, которых без него не было бы никогда, и не было бы этой истории мировой культуры 20-го века. Скажем так, у меня закрадываются подозрения. Я сейчас ни в коем случае никого не обвиняю, никаких оценочных суждений, это моё личное мнение, я имею на него право. Но если я когда-нибудь услышу из уст людей, которым я верю, и буду видеть, что это происходит на моих глазах, то будет драка, я клянусь.
Ведущий: Ты вписываешься за своих?
Нона: Абсолютно, безусловно! Конечно я буду защищать, потому что это противоправные действия.
Снова о понимании текста чтецом
Ведущий: Скажи, пожалуйста, вот эту мышцу в голове как можно ее накачать самому? По разминкам из YouTube?
Нона Трояновская: Интересоваться надо всем, на самом деле. На мой взгляд, одна из самых главных и самых нужных чёрт актёра – это жадность до знаний. Считается, что Станиславский сказал, что актёр должен быть глуп, но я не верю. Я уважаю Станиславского, но я не верю в то, что он это говорил, а если и сказал это, то совершенно в другом контексте. Актёр должен быть доверчив к режиссёру, он должен отдаваться ему как ребёнок и открывать для него душу, сердце, только тогда что-то получится. А глупость здесь – это скорее доверчивость и вера безусловная в режиссёра и в человека, который тебя ведёт вперёд. А вот жадность до знаний нужна. Если ты берёшь «Войну и мир», ты должен знать, кто был до Наполеона, кто был после Наполеона, почитайте Лотмана, почитайте бытовую культуру 19-го века, как они ходили, от чего зависели, почему они именно так общались друг с другом? Потому что там происходит вот так, они не имеют права этого сделать, бытовая ситуация такова. И из этого тогда складывается, собственно говоря, понимание того, что ты читаешь. Потому что произнести набор букв – это не то, что прочитать. Хотя тоже ужасно удивительная история, для меня очень любопытная, над которой мне приходится много думать. От людей, которые потребляют большое количество аудиокниг, люди, которым я доверяю, от них я несколько раз мнение слышала о том, что мне нужно получить текст нового романа, то есть в аудио контексте. Не надо мне вот этого всего: разыграли, поставили, вот эти ваши отношения актёрские, – ребята, мне рыба нужна, мне нужен текст, начитаете мне, пожалуйста, текст. Но сейчас же выходит огромное количество литературы, макулатуры. И издательства стремятся выпустить сразу всё: и бумагу, и электронку, и аудиовариант. Безусловно, актёров не хватает, нас много, но всё-таки нас не миллионы. И нет таких возможностей технических, чтобы это начитывать, потому что каждый день выходит роман, естественно кто-то берётся: есть рангом повыше, есть рангом пониже. И я несколько раз слышала как раз вот такие варианты, когда человек берет текст, тра-та-та, он начитал текст, без отношений, безо всего. Кому-то это удобно, потому что мне надо, чтобы мне буквы вставили, а домыслю это всё, дорисую я сам. Это, кстати, те, кто вынужден слушать аудиокниги, потому что у них нет возможности читать, некогда, потому что как раз книжка дает тебе возможность придумать самому, нарисовать. Актёр тебе задаёт темп: кто-то хочет, чтобы ему это задавали, кто-то не хочет, чтобы ему это задавали. Я не чтец вот такой вот, я актриса по образованию, поэтому я иду от контекста, кто кому кто, кто кому Вася, в каком мире это все происходит, визуализация всего этого, мне это самой интересно. И если не нравится, выключить можно всегда, в конце концов, я же тоже никому ничего не навязываю.
Ведущий: Мы сейчас, по сути, говорили о законе контекста, это один из законов устной речи. Можешь ли ты для людей, которые впервые слышат это понятие, сказать что-то ещё полезное о тех понятиях, о тех вещах, которые стоит держать в голове, сидя у микрофона, относительно того, что ты читаешь?
Нона: Есть такое чудное слово как сверхзадача.
О сверхзадаче для новичков. И стоит ли знакомиться с текстом художественной- и бизнес литературы
Ведущий Рексквер Петр Сафрошкин: Сверхзадача – мы говорим не про то, что я сел к микрофону, моя сверхзадача заработать денег.
Нона: Да, моя задача заработать денег, а потом получить премию за лучшую озвучку. Нет, это тоже может быть сверхзадача, замечательно, но это личная сверхзадача. Мы сейчас говорим о материале, нам нужно понимать, прежде чем ты садишься к микрофону читать книгу, прочти её, пожалуйста сам до микрофона. Я знаю артистов, которые приходят и шпарят с листа. Да, есть гениальные люди, которые уже настолько это умеют делать, что они впрыгивают мгновенно. С бизнес-литературой, вероятно, тоже можно так поступать, потому что там нет вот этого всего, присвоения, там нет актёрских задач таких. Хотя тоже просто осведомиться, на текст посмотреть, это просто потом ты обеспечиваешь отсутствие работы монтажёру, потому что ему не придётся бесконечно вот это всё чикать, потому что ты там наговорил Бог знает что. Ознакомиться с текстом было бы неплохо, и если ты ознакомился с текстом, значит ты понимаешь, к чему мы идём, про что вообще разговор, и что хотел автор сказать. Самый главный основной вопрос, который, по-моему, вообще должен быть написан везде и всюду: зачем?
Ведущий: Хотя мне кажется, что многие люди считают этот вопрос очень тупым. В смысле? Это же книга? Ну, прочитал.
Нона Трояновская: Зачем автор это написал? Дурацкий вопрос: «Что хотел сказать этим автор?», – это не про это. Нет, не что он хотел сказать, а он что-то нёс, что-то несёт каждый герой, каждому герою что-то надо, он всё делает зачем-то, он не просто открыл калитку в сад и вышел, он зачем-то вышел, ему там что-то надо. И вот это вот уже история, просто для себя понять. Если ты это понимаешь про себя – это слышит зритель, не надо ему ничего объяснять, не надо ему вкладывать каждым словом, что вот я тебя сейчас научу, и ты поймёшь. Нет, мы это понимаем сами, и это просто интуитивно слышит слушатель, что мы это все понимаем и для тебя это всё дело доносим. Ещё одна вещь: не считайте слушателя идиотом. Он не идиот.
Ведущий: Это что значит?
Нона: Я очень часто слышу от артистов, когда несёшь текст и ты его прямо вкладываешь в мозг, потому что ты должен понять сейчас, что он вышел из сада. Не идиот твой слушатель, не считай его таким, твой слушатель это слышит и выключает.
О таланте и невозможности жить без аудиокниг
Ведущий: Но всё-таки амбиции людей, которые считают себя гениями, способными, не читая книги, не тренируя ничего, сесть к микрофону и сделать все на ура, мы вырубаем на корню.
Нона: Да ради Бога! На самом деле, мне они не очень мешают, правда, я занимаюсь своим делом, на мой век тоже хватит и на твой тоже. Понимаешь, если человек талантлив, если у него горит, как говорят, когда поступают в театральный, хорошие мастера спрашивают на вступительных экзаменах: «Ты жить без этого можешь»? Если ты не можешь жить без чтения аудиокниг, значит ты наш человек, значит ты научишься, будешь сидеть и смотреть, и всё вот это выколупывать. Ты найдёшь через двадцать пятые руки на Facebook где-нибудь какого-нибудь педагога по сценической речи, докопаешься до него, достучишься, пристанешь к нему посреди ночи, она тебе таки ответит (или он), и ты с ним позанимаешься, и все тебе скажут. Педагоги не звери, стучитесь, они открытые люди, они хотят помочь.
Ведущий: Они ещё и без денег иногда соглашаются заниматься с человеком, у которого нет денег, но есть огонь в глазах.
Нона: Это самое главное, если горит! Но читать, да, надо учиться читать.
О феминитивах
Ведущий: Скажи, пожалуйста, в языке феминитивов ты кто? Ты диктором остаешься или ты дикторка?
Нона Трояновская: Убью сейчас!
Ведущий Рексквер Петр Сафрошкин: Или дикторесса?
Нона: Я очень патриархальный человек, невероятно консервативный.
Ведущий: То есть покровитель вековой маскулинности.
Нона: Слушайте, мы так до мышей дойдём. Есть вещи, которыми не должны заниматься мужчины, и есть вещи, которыми не должны заниматься женщины. Мужчины не должны рожать детей, а женщины не должны класть шпалы. Я чтец, я диктор, меня ничуть не оскорбляет, что эти слова мужского рода. Это огромная, великая, могучая профессия, которая не имеет полового признака, а есть профессионалы и есть непрофессионалы. Это как в людях: есть люди хорошие, а есть плохие, всё остальное к профессии не имеет отношения.
Ведущий: Скажи, а какие вредные советы ты могла бы дать людям, которые делают первые шаги в твоей профессии?
Нона: Грызите семечки перед записью, перед началом записи обязательно шоколадка с орехами. Ещё есть, для меня это, например, самое вкусное, – это чай с лимоном, это потом полный рот соплёй, слюней, до свидания, монтажёр, он будет сидеть и все это дело резать. Ещё можно поорать как следует накануне, не знаю каким способом, но это неважно, а потом сесть и думать: «Господи, куда же у меня голос делся?». А потом пол книжки записал вот таким голосом, а потом пришел с голосом, а монтажёр сидит и думает: «Елки-палки, что же с этим делать, у меня же первое со вторым никак не склеивается, как два разных человека». Про это дело можно тоже много говорить.
Ведущий: Между прочим, на полном серьезе кто-то спрашивает у твоих коллег, а что правда, если коньячок перед записью, голос будет богаче звучать?
Нона: Богаче звучать он не будет, если совсем нет голоса. То есть если ты понимаешь, что ты натрепался за сегодняшний день, что у тебя было 48 записей, а с утра ты наорал на ребёнка, потому что он не хотел идти в школу, а рот не закрывается, собственно говоря. Есть такой анекдот у радийщиков: самое страшное, это когда домой приходишь, а жена тебя встречает и говорит: милый, давай поговорим. А у тебя уже язык в рот не засовывается, ты так наговорился с утра. Вот у нас то же самое. Вот когда наговорился, если тебе коротенечко надо что-то там на 15 - 20 минут или какую-нибудь рекламку зачесть, можно чай выпить и немножко коньячку, он очень быстро раскрывает сосуды, но этого очень ненадолго хватает, моментом. Но это такая дежурка, потому что это потом либо добавлять бесконечно, если у тебя забег длинный, либо это кто как уж реагирует, можно и упасть.
Как правильно молчать (о голосовых связках)
Ведущий: Скажи, как ты откисаешь ото всего этого? Вот мой знакомый психолог говорит: столько, сколько вы говорите, говорить противоестественно. Ты как-то потом восстанавливаешься, чтобы с домашними поговорить?
Нона: Знаешь, я замолкаю иногда, замолкаю совсем, это я ещё помню со своих институтских времён. Все фониатры говорят, что первое основное главное лечение от всего – это просто молчать. Да, когда какие-то катастрофы происходят, естественно, это уже медицинским путём и медикаменты, а то и операции, и прочее. Но хорошо, если есть возможность помолчать в тишине, потому что этого тоже многие не знают. Но ведь у нас связки работают даже тогда, когда мы молчим в присутствии других людей. Потому что связки автоматически смыкаются. Как нам педагоги по вокалу говорили: упаси вас боже слушать плохой вокал. Если рядом с вами в общежитии занимается человек с пережатой глоткой, вы себе намолчите в соседней комнате узлы на связках. Та же самая история, если рядом с тобой болтают люди, у тебя все равно всё там трепыхается, все равно они работают. Поэтому лучше куда-нибудь в лес, на дачу, немножко помолчать и всё. Это лучший способ.
О табу в религии, порно, эротике
Ведущий: Есть что-то, что ты ни за какие деньги не озвучишь?
Нона: Есть определённые книги религиозного содержания, которые я никогда не буду озвучивать. Во-первых, я не имею на это право, во-вторых, за меня это сделали великие и мои современники, слава Богу, тоже, и лучше них этого никто не сделает. Есть книги из этой же серии, но другого толка, которые я тоже никогда. Естественно, порнография, естественно, эротика. Меня не коснулась эта история, я к этому не приближалась и, надеюсь, что меня минует чаша сия. Я сейчас в белом пальто стою такая, стряхиваю с себя на стульчик.
Ведущий Рексквер Петр Сафрошкин: А с неба идёт чёрный снег.
Нона Трояновская: Но это мои личные принципы, я вот так живу.
