Актер дубляжа Валерий Сторожик

Александр: Под ваш сценарий.

Валерий: Под поздравление. Я говорю: ну давайте, хорошо. Он говорит: ну, мы заплатим. Я: ну, прекрасно. И они пришли в театр. Текст положили, я еще тоже немножко поработал над какой-то синхронностью, и мы это записали, тоже там дубли разные сделали.

Александр: Там же, в театре?

Валерий: Да, в театре, прямо вот так на ноутбук.

Александр: За кулисами?

Александр: Расскажите о вашем участии в дубляже «Гарри Поттера». Вы озвучивали Люциуса Малфоя – Джейсона Айзекса. Кто был режиссером, записывали ли вы демо, чтобы вас утвердили на роль?

Александр Татаринцев: И показывают на вас бузинной палочкой.

Валерий Сторожик: Да! И вот эти дети, они фанаты Люциуса Малфоя,  на меня показывают, мы жмем друг другу руки. И они удивлены, и с большим счастьем смотрит мой сын, которому 10 лет, тоже, мол, ну ты батя, даешь, потому что тебя друзья вот тут отметили.

Александр: А как происходил процесс дубляжа этого героя? Трудно было? Быстро в роль вошли?

Валерий: Когда играет изумительный артист, который талантливо и ювелирно «сделал роль» – ты смотришь, любуешься, пытаешься немножко повторить. Да, может быть это калька, но тебя наполняет этим содержанием. В работе часто бывает так: только начинаешь – и с первого звука все понятно, все разложено, все по смыслу – каждая деталь, каждый кусочек. Ощущение, будто ветер наполняет паруса, и просто следуешь за ними. И, конечно, важно сойтись с режиссером: если он в тебя верит и любит – он тебя направляет. Леня делал именно так, и все пошло. 

Александр: То есть этого злодея вы озвучили легко?

Валерий: Легко, с большим удовольствием.

Александр: В одном интервью вы как-то сказали, что ваша самая сильная роль – Рэймонд Дастина Хоффмана из «Человека дождя». Расскажите, пожалуйста, о дубляже этого фильма.

Валерий: Фильм дублировала «Варус видео» – компания, которая тогда выпускала видеокассеты. Они были профессионалы, и я до сих пор не знаю, почему их выбор пал на меня.  

Дастин Хоффман гениально играет аутиста! Сейчас я, наверное, отказался бы, но тогда я не знал, что будет так сложно. Мне дали текст, перевод и видеокассету. И неделю на дубляж. И всю эту неделю я в первый и может даже в последний раз сидел день и ночь и смотрел этот фильм. И чем больше смотрел – тем больше понимал, что сделать это просто невозможно. Психиатрию играть очень сложно, и Дастин Хоффман – великий артист, который сделал это грандиозно, с какими-то своими штуками. Через неделю я пришел и за 12 часов с перерывом на обед мы записали.

Скажу честно – тогда я не слышал потом то, что сделал. Но бывали случаи, когда мне говорили: «Валера, я вот вчера посмотрел фильм. Ты классно сделал Дастина Хоффмана!»

Поэтому я и говорю, что это не то что какая-то «самая-самая роль», это просто, что мне кажется, что сделать это очень трудно, там надо иметь какой-то колоссальный, какой-то врожденный талант. Ну вот я тоже старался, я говорю, я потратил много сил. И произношу иногда вот этот случай, вот так, чтобы кому-то сказать, что да, я делал Дастина Хоффмана в «Человеке дождя».

Александр: У вас удивительно насыщенная творческая жизнь и биография: около полувека вы заняты в кино, более 40 лет в театре и параллельно в озвучке. Что вас привлекает в этой сфере, которой вы даете свой прекрасный голос?

Валерий: Иногда не сам выбираешь, а тебя зовет какая-то деятельность, призвание. Я уже не отдаю себе отчет, что-то меня тянуло. Я жил каким-то мальцом, это был подмосковный город Солнечногорск, вернее даже такой военный городок рядом с прекрасным Сенежским озером. Мой отец был военный, и он там сначала учился на курсах, потом преподавал, потом жизнь разнесла нашу семью в разные стороны. Моя мама до сих пор там живет, ей 92 года. И вот я ходил каждый вечер в Дом офицеров, и там были вот эти фильмы, итальянские, французские, вот это все. И я видел Марчелло Мастроянни, Софи Лорен, сеансы в 6 и 8 часов вечера. Я приходил после просмотра 6-часового сеанса и маме говорил: «Мама, хороший фильм»! Мы с ней шли второй раз смотреть. Это такая была жизнь у меня. Мне было лет 10-12-14, я тогда смотрел и проникал в этот мир, мир Алена Делона, смотрел на артистов, вот эти сюжеты, на героику какую-то, и она меня тянула, тянула страшно. И я вот что-то начинал понимать, что можно так, можно эдак. И там вот я говорю артель «Красный звук», с которыми потом я дружил очень сильно, с этими людьми из нашего театра или там с соседними. И я ходил в этот Дом офицеров и смотрел, и жил этим каждый день. Потом я пошел в музыкальное училище и тоже попал в кружок, КВН делали, вечера какие-то, я там тоже пришелся. Я был застенчивый, я был очень такой забитый, закомплексованный, но вот этот мир, сцена, что-то меня тянуло, тянуло, ноги тряслись, но я лез туда, шел, хотел куда-то именно встать туда в эти ряды. И вот это у меня как-то пошло-поехало. А уже когда я пришел в театр, я тебе говорю, меня взяли в театр. И было так, это сейчас репетируют в 11-12, а раньше там ежедневно в 10 часов приходили все на репетицию, а репетиций было много, спектаклей было много, восстанавливали что-то, входили в новые составы, обедали. И потом вот с этими моими любимыми стариками, как я сейчас их называю, а тогда наверное им было меньше, чем мне сейчас, мы шли в ДЗЗ, в Дом звукозаписи и писали спектакли. И я играл какие-то малюсенькие эпизодики. Я был теноровый такой, это потом немножко я себя чуть-чуть (Примечание редакции: «Опустил по голосовому регистру вниз»), потому что я занял место уже тех, которые немножко пониже. И поэтому я перед ними просто бегал там. «Валерочка, сбегай там…» – и я уже бегу.

Александр: Принеси кофейку…

Валерий: Бутылку шампанского! Я уже несу, уже бегу, уже несусь. Потому что я их обожал. А уж мы ездили на гастроли, я таскал за ними какие-то чемоданы. Георгий Степанович Жженов, мы все были там, на радио писали. Ой, какие это были люди! Вот какие истории рассказывал Жженов! Он видимо меня прочил, у него была дочка очень хорошая, Юля, и я ему нравился, она была еще тогда незамужней, он, наверное, я так думаю, хотел меня, по-моему, чуть-чуть к ней приблизить. И вот он, мы были где-то в Кемерово, Новокузнецке, и тоже какие-то бутылочки, знаешь, «Аэрофлот» там куда-то видимо эти бутылочки пригнал маленькие, двухсот граммовые, и мы все эти бутылочки каберне несли к себе в гримерки. И у него был такой раздолбанный маленький магнитофончик и две кассеты было, Высоцкий и Джо Дассен. И он ставил в зависимости от настроения. Я говорю: «А почему две?» Он говорит: «А это для левого полушария, а это для правого». Вот так рассказывал.

Александр: Вы упомянули свою маму. Желаем Ларисе Николаевне долгого здоровья. Она вырастила и воспитала отличного сына!

Валерий: Спасибо! Мама сама уникальна. Она была очень одаренной: знала очень много песен, романсов, играла на гитаре. Ну тоже такая жизнь, она осталась сиротой после войны, она была в оккупации, вот эта Харьковская область, Чугуев, она оттуда. Короче вот она, конечно, очень дала мне много вот этого такого, что ну все-таки ни с чего ничего не бывает.

Александр: Дала вам этот импульс.

Валерий: Да, какой-то.

Александр: Эстафетную палочку.

Валерий: Да.

Александр: В фильме «Сказка странствий», где с вами работала плеяда лучших артистов СССР, ваш голос дублировали и сделали, надо заметить, очень талантливо. Я смотрел, правда. Не было ли вам обидно, не было ли желания сказать Александру Митте: знаете, либо я, либо никто? Насколько я знаю, вы достаточно рефлексивный и щепетильный в профессии человек. Как вы выразились в одном интервью: «Я был вредный, злобноватый, не покладистый, искал какую-то свою правду». Как вы это стерпели?

Валерий: Во-первых, я попал туда тоже случайно, потому что Митта хотел снимать Ларису Кузнецову из нашего театра. Он пришел на наш спектакль, смотрел, ему она очень нравилась, потому что он вообще был любитель табаковской «табакерки», ценитель и Табакова, это был его лучший друг. И вот он для нее это вообще и задумывал, а когда мы пришли с ней на пробы, даже не на пробы, а это просто какие-то разговоры, разминки такие. Вот у нее бывает, ее как переклинивает, и она уже вот зажимается и не хочет, он ей что-то говорит, а он такой тоже человек властный. Раз пришли, на следующий день придите, на следующий, на третий, и после третьего он ее вычеркнул, и у него руки опустились, он не знал, что делать. А меня он взял на эту роль и взял Таню Аксюту, которая тогда там очень хорошо сыграла в фильме «Вам и не снилось» по-моему, и ему просто ее уже как-то привели, на нее согласился. Но в течение фильма он такой тоже человек очень минутный, секундный вот ему сейчас и ничего, и вот все сейчас. Он такой был тоже эмоциональный, и конечно он был великий тоже режиссер. И мы видимо с Танькой ему так надоели в этом фильме уже в конце, потому что была причина, мы там напортачили в одном месте: последний съемочный день, а на мне кулончик висит, которого не должно быть, и мы весь съемочный день переснимали. Потом он лютовал, он орал, кричал, он вырвал этот кулончик с мясом, а тут еще прядь волос попалась, он вырвал с волосами. Все были виноваты. Таня была виновата, а самое большое – костюмеры, но и я, как партнер. Но я уже его снял как бы, а он притянул и вырвал.

Александр: Но это же не вы должны были следить за этим кулончиком.

Валерий: Вот кто, как? И вот весь день, и поэтому уже, когда мы пришли в студию озвучивать, а у него еще такая штука, что я повторяю то, что мы сделали, а ему нет. То есть сняли это, сняли, а теперь по-другому. Я был расстроен, но я был еще так и не очень опытен. Я на себе поставил крест, я подумал, наверное, даже себя не стоит.

Александр: То есть все-таки обиделись на эту ситуацию?

Валерий: Даже не обиделся, я понял, что всё, не могу, не профессионал, ну не способен, бездарен, как бы это все. А делала Неелова ее, а его Юра Васильев. Чудесно! Чудесно! Юрочка из Театра Сатиры, грандиозно озвучил, я бы себя так не озвучил. Но потом так распорядилось время, что я вот там, да – Том Хэнкс, Дастин Хоффман, вообще так получилось.

Александр: Это подкаст «Про озвучку», это «Рексквер»! Друзья, я напоминаю, если вашему проекту нужна профессиональная озвучка на практически любом языке мира, мы с радостью для вас это организуем. А сейчас продолжаем беседу с нашим гостем Валерием Сторожиком. Валерий, расскажите о вашем опыте работы в мюзиклах. У вас прекрасное музыкальное образование, вы исполняли роли и в рок-опере «Иисус Христос – суперзвезда» и в «Шахматах». Почему вы не стали развивать именно это направление, оно же многогранное, это смесь и музыки, и движения, и актерского искусства?

Валерий: Вообще это большая любовь, все, что связано с музыкальным жанром, то есть это даже начиная с оперетты, понимаешь, у нас потому что и мама моя любила оперетту и мюзиклы и я сам. И когда я учился в музыкальном училище, тогда был город Калинин, Тверь, я помню, мальчишки, лет 15-16, наверное, нам было, мы после восьмого класса пошли туда. И вот у кого-то был такой раздолбанный, еще такие вот эти кассеты, и мы слушали «Jesus Christ Superstar». И мы слушали два раза подряд  Я помню это была для нас какая-то бомба, это что-то грандиозное, потому что музыка другая, ничего не понимаю, но это какие-то новые ритмы. И когда я уже был в начале девяностых в театре, вдруг кто-то принес эту идею. Кеслер сделал текст, поскольку уже было несколько фильмов, уже было много спектаклей, можно было посмотреть, и было решено сначала попробовать, потом было решено ставить в нашем театре, в театре Моссовета вот эту вещь. Но надо сказать, что я не дошел до выпуска, потому что у меня был такой вот этот груз, перед этим произведением, что это такая какая-то красота, талант, величина, что я стал робеть, потом я еще тоже немного пропустил время, потому что я снимался в кино и опаздывал за теми ребятами, которые были уже в материале. И просто на последних уже, а это со мной было часто, у меня не выдерживали нервы, и я начинал ссориться, и потом вплоть до ухода из театра, я написал заявление и ушел. Почему? Потому что в основном у меня не получалось, не получалось сделать так, как я бы это хотел. Другое дело, что я пришел на премьеру, и там эту роль Иисуса Христа выпускал Казанчев. У него такая была внешность колоссальная, и вокально он совпадал. Мне тогда казалось, спектакль немножко не дотягивает до того, что бы я хотел, но это был такой шлягер, это такой успех театра! Вообще в Москве это было что-то колоссальное, это было, я не знаю, круче ничего не было, круче может быть была впереди нас, к примеру, «Юнона и Авось», ну может быть. Потому что я помню какое было счастье видеть рыбниковское произведение, мы просто вскакивали с места, кричали, потому что это было сделано так (Примечание редакции: так талантливо). Причем это было все-таки оригинальное произведение. И Марк Захаров, и Вознесенский, там все были на высоте. Короче говоря, мы сделали это всё. Потом через какое-то время мы выпустили мюзикл «Шахматы». И я там играл Претендента. И ко мне потом пришли и сказали: Ну, Валера, ну все хорошо же. А там была попроще роль, ни на что особо не претендовала, и там я очень подходил туда. И потом вдруг, а здесь тоже было уже несколько исполнителей, потому что нужно было меняться, люди выбывали, уходили, кто-то уезжал уже вообще куда-то за границу. Там Валера Анохин, он был, потом вдруг исчез, уехал, где-то на какие-то заработки на какие-то интересные, и был вынужден театр меня попросить, чтобы я как-то влился. И я уже, осмелев, играл потом лет восемь Иисуса Христа. Играл плохо, как я думаю. Единственное, что я, ведь это тоже большая такая штука, лет 8 я ходил с бородой и с длинными волосами. И 8 или 9 лет я играл эту роль, в два состава мы играли.

Александр: Глеб Матвейчук.

Валерий: Матвейчук! Здорово играл! Был такой блондинчик, какой-то маленький, щупленький, но на него ходили. Он и сейчас очень прославился, он и композитор, он сам чудесный мюзикл написал, который у нас почему-то не состоялся. Он написал мюзикл очень мощный: «Опасные связи». Я репетировал в нем, потом что-то не срослось в нашем театре, он забрал свой проект.

Александр: В театре Моссовета.

Валерий: В Моссовете, да. И все. Сейчас я в «Джизус Крайст» исполняю роль Понтия Пилата. И я скажу, что когда там были Адоскин и дядя Боря Иванов, они выпускали это в 90-м году что ли, он очень давно идет и до сих пор идет в нашем театре. И вот они выпускали, придумывали там свою какую-то разработку, роли предлагали из Булгакова. Пришел Адоскин и говорит: «А вот куски из Булгакова, я вот хочу вот взять вот это, Иешуа и вот с Понтием Пилатом сцену». И мне казалось – как это может быть? Это Уэббер, понимаешь, Тим Райс написал, а ты еще какую-то приносишь булгаковскую вставку, что-то не то. Я был вне себя! А сейчас я им благодарен, потому что это самое интересное место!  Маленький фрагмент идет из Булгакова, но он очень подходит, и я прям вот кайфую.

Александр: А вспомните что-нибудь оттуда?

Валерий: Ты говоришь про спеть? Но там под фонограмму. Или просто (Примечание редакции: актер демонстрирует фрагмент из произведения): «Откуда ты родом? Кто ты по крови? Родные есть? Так это ты подговаривал народ разрушить Храм! Зачем же ты, бродяга, говорил про истину, о которой ты не имеешь представления, что есть истина!»

Александр Татаринцев: Отлично! Браво!

Валерий Сторожик: Это я в театре там играю какие-то кусочки. Вот я до сих пор прихожу и мне нравится. И, конечно, я вошел туда составом, а сейчас этот спектакль не идет, тоже никто не предупредил, не сказал. Это «Джекил и Хайд», эту роль делал Бобровский, потом немножко заболел, и я ввелся. Но мы сейчас его не играем, этот спектакль. Был спектакль для Сашки Домогарова, потом он вышел из спектакля. И потерялся зритель может быть какой-то другой. Валера Анохин хорошо играл, но он очень тяжелый, сложный, там очень много людей, и всех собрать было сложно. И там тоже был очень хороший материал, очень сильный материал, и я это любил. Но я вам скажу так, я учился в музыкальной школе, потом я поступил на дирижерско-хоровое отделение, но поскольку я, ну как сказать, такой биологический момент, когда у меня было становление голоса, вот эта мутация, вот эта ломка голоса, а я надсаживался (Примечание редакции: имеется в виду активное использование голосовых данных, переход на громкое исполнение и т.п.) все время. Я сначала чуть ли не в сопрано сидел в хоре, потому что я пришел, мне было 14 лет, а у меня еще был высокий голос. У меня вообще такой был, как Робертино Лоретти, я вот его репертуар в детстве пел один в один. А потом у меня уже баритоны, потом басы, потом тенора, куда-то меня швыряло, что я остался без голоса. И когда я уже поступил в театральный институт, то у меня был вокал, я ходил к вокалистке нашей – чудесная женщина! А у меня немножко другая какая-то, видимо, штука, я потом понимал, что я никогда не буду петь, никогда, у меня какие-то проблемы со связками были – несмыкание. Я ни к кому не обращался, я понимал, что это просто для меня закрыто. Но со временем я искал-искал и нашел какую-то свою манеру, не вот эту академическую, когда, знаешь, какой-то «купол» или «диафрагма». Я каким-то немного более плоским, что ли, звуком, но я отыскал там, где у меня связки срабатывали.

Александр: В каком регистре вы поете?

Валерий: Ну вообще, если так домашнее исполнение, то такой баритончик гитарный. Я тоже любил выходить, особенно я почему-то любил песни Окуджавы. Потом на меня сильное впечатление произвел Вертинский. Я нашел где-то со скидками какими-то, знаешь, пластинки, которые специально не продавались, а где-то, в каких-то там плохих магазинах были свалены в коробки. Я купил и тоже полюбил песни Вертинского. Я пытался их спеть как он, тоже была проба. Но в основном, я говорю, Окуджава, такой спокойный, Окуджава, Визбор, потому что вот Ольга Анохина…

Александр: То есть это ваша тесситура?

Валерий: Да. Ольга Анохина, она делала несколько таких вечеров Визбора в России, потом в Кремлевском дворце, и она меня привлекала, я тоже две песни выходил в таком составе, в коллективе, мы пели визборовские песни. Ну я сам себе не аккомпанировал, слишком бы руки тряслись, а под аккомпанемент и все, я пел, мне конечно ответственно, но в то же время большая честь.

Александр: Если бы вам в жизни пришлось выбирать между кино, театром и озвучкой, что бы вы выбрали?

Валерий: На сегодняшний, уже прожитый момент, – только театр. Почему? В кино стремишься, потому что тебя видит многомиллионная аудитория, тебя узнают: «Это не вы там играли?». Озвучка – ты сидишь за кадром.

Александр: А вас напрягает то, что вас узнают?

Валерий: Нет, не напрягает. Другое дело, что иногда подходят какие-то странные люди, может быть, даже чокнутые. Вот это мешает. Таких людей много, которые говорят какие-то глупости. Это трудно понять. Приятно когда подходят адекватные люди с благодарностью или просто говорят: «Мы вас знаем». Но часто – нет.

Мы играем сейчас «Ричарда III», Саша Домогаров играет эту роль. Ему очень тяжело, он мокрый, он снимает два костюма одинаковых, потому что мокрый насквозь после первого акта, он все снимает, все, вплоть до майки и трусов; надевает заново, отдыхает и снова идет. Потому что в книге рекордов Гиннеса считается, что это самая объемная по тексту, самая многословная роль в мире, это «Ричард III», Шекспир. Да, конечно, там что-то купировали, что-то там отрезали, но он выходит один на один, и зрители смотрят, видят его, что бы там ни происходило, как бы ни происходило, какая там погода, все сразу видят на что способен, понимаешь, есть или нет, и каждый может оценить. А кино все-таки как-то…

Александр: Да, с кино понятно. А почему могли бы отказаться от озвучки?

Валерий: От озвучки, ну если она от меня не откажется?

Александр: Не откажется.

Валерий: А я вам скажу, что это тоже момент такой.

Александр: Вы слишком популярный и профессиональный.

Валерий: Просто сейчас меня зовут. Я, честно говоря, тоже бегу, вот к вам на передачу бежал, потому что я знаю, что буду говорить об этом, о нашем таком мире об этом особенном, потому что он очень интересный, очень хороший, привлекательный.

Александр: И все-таки вы бы отказались от него?

Валерий: Ну если ты говоришь совсем выбирать: кино, театр или озвучка?

Александр: Представим себе, да.

Валерий: Выберу театр.

Александр: Компьютерные игры – это тоже часть вашей творческой жизни. Это тоже часть озвучки, часть вашей творческой жизни. Вот вы говорили уже про фанатов: поверьте, в компьютерных играх таких фанатов, таких интересующихся играми людей просто миллионы. Несколько десятков абсолютно топовых игр озвучено вашим голосом, например Сэм Фишер в “Splinter Cell”. Помните?

Валерий: Да.

Александр: Билл в “Left 4 Dead”, Чарльз Диккенс в “Assassin”, Спайк Глас в “Titanfall”, генерал Макдональд в “Call of Duty” и так далее. Действительно очень много вы сделали озвучек в компьютерных играх. Но я заметил, что в больших играх вас все-таки уже достаточно давно не было, примерно где-то года с 2015-2016. А это, заметим, еще задолго до того, как производители компьютерных игр, мировые я имею в виду, ушли из нашей страны. С чем это связано? Это ваш специальный выбор или так получилось?

Валерий: Я сам никогда не играл.

Александр: Даже в тетрис?

Валерий: Даже в тетрис.

Александр: Даже в волка с яйцами?

Валерий: В волка с яйцами играл, и то только потому, что у меня тогда были тоже мальчишки. Меня звали, звали тогда сначала тоже такие пиратские люди, очень хорошие, талантливые.

Александр: Подпольщики.

Валерий: Подпольщики. И мы это делали где-то на кухне, понимаешь, где-то там на Красноказарменной, Красноармейской, не знаю. На кухне просто чай пили и потом это тоже писали что-то на коленке; делали это сутками, потому что надо было сделать, я подписался. Давай сделаем? Сделаем! Я не сразу сначала тоже въезжал, потому что эти команды какие-то: «направо-налево». Вот это все мы делали. Но еще была большая дружба с этими ребятами, которые были в основном отставные военные, ушедшие в запас или какие-то люди, которые искали себя. И они были очень открытые, увлечены, они были тоже все такие электронщики, я не буду называть имена, классные ребята. А потом проходит время, и появились лицензионщики.

Александр: Фирмачи!

Валерий: И мне позвонили, говорят: ну вы же делали. Я говорю: что? Ну там Сэма Фишера, надо будет делать вот такое там продолжение и частично то, что там переделали. Я говорю: ну конечно, хорошо. То есть опять же эти подпольщики меня зарядили, эти прознали и меня позвали уже лицензионные, и дальше уже пошло-поехало. Потому что опять же это с кем-то сходишься, знаешь, кто-то кому-нибудь приятен, кто-то лишний раз позовет: «выручи!» А потом часто ниточка тянется, знаешь, одно начало, потом уже есть какое-то продолжение. Тоже часто, бывало, как вот Люциус, там тоже в какой-то игрушке он был. И они говорят мне, звонят: вы же делали. Я говорю: что? Они говорят: ну вот эту роль. Я говорю: не помню. Они говорят: ну как не помните, ну это же Малфой. Я говорю: ну хорошо. Вот придите сделайте нам игрушку. Я говорю: с удовольствием приду. И тоже какие-никакие, но тут даже расценки какие-то были, если так уж говорить про деньги, как-то там честнее. Час поработаешь – 4000 рублей.

Александр: Но тем не менее с 2015-2016 года у вас заметно поубавилось активности в озвучке именно компьютерных игр.

Валерий: Возможно, я этого так особо не замечаю.

Александр: То есть не специально?

Валерий: Не специально. Я этого не замечаю, потому что по-прежнему что-то продолжается. Я даже знаю, что над одной игрушкой очень долго работали, а где она тоже не знаю, какие-то отечественные производители.

Александр: Да, ходят слухи.

Валерий: Ходил, что-то делал такое. Потом я уже перестал видимо соответствовать каким-то молодым капитанам, майорам, полковникам, у меня уже так немножко стариковщина какая-то полезла, и я уже тоже немножко на них специализируюсь, более такие стариковские роли, возрастные. И я занял какое-то определенное свое место. Но я не заметил, что прямо, знаешь, – раз, было и не было. Нет, есть, все время происходит что-то такое, зовут где-то чего-то. Даже какая-то опять же музыкальная штука, опять позвали и говорит: компьютерная игрушка такая, корейцы. Раньше были больше американцы, а тут корейские мультики какие-то. Я говорю: а почему меня-то? Вокальный номер, песня какая-то несложная. А почему? Ну, потому что там он плачет, и он какую-то поет колыбельную, у него все погибли. И мы спели это всё, и меня поблагодарили, и я пошел. Тоже час мы поработали, и я пошел довольный.

Александр: Вопрос из сферы лингвистики. Вы упомянули, что не владеете английским языком и за многие годы работы в дубляже так его и не освоили. Не было стимула? 

Валерий: Конечно я его учил. Три раза ездил в Лондон – это хороший опыт. Я знаю какие-то основные слова, фразочки, некоторые клише – они мне помогают ориентироваться в тексте. Но, выслушав, не смогу перевести в отличие от коллег – Вани Породнова или Дэвида Шуфутинского, который там родился (Примечание редакции: Дэвид Шуфутинский, сын Михаила Шуфутинского, родился в США). Когда я озвучивал Тома Хэнкса в «Изгое», Шуфутинского не устраивал перевод, который пришел. Он переписывал, переводил заново на слух, чтобы был нужный смысл. Я, конечно, так не могу, хотя что-то знаю. 

Вот когда сейчас приходишь и говоришь: что за фильм? – Китайский. У! – Корейский. У! Потому что ты уже по-английски привык уже, знаешь, ты уже чувствуешь ритм, размер.

 И эта особенность помогает, потому что ты знаешь, что он не делает каких-то глупых остановок, наборов дыхания. А еще длинное дыхание у англичан. А самый убористый, самый скорый язык – французский, и когда они переводят дословно, французский в три раза короче, чем русский. Я говорю: давайте сокращать. – Как сокращать? Чем сокращать? Я говорю: Ну не влезает язык, ну не получается. Но английский в два раза короче, чем русский, потому что нам нужно еще одно слово, сопутствующее слово подставить, потом все время дыхания не хватает, а у них этого нет. Так и в театрах: в театре ты приходишь – «Глобус» или Королевский театр, ты думаешь: а что они шпарят? Эти сидят, а вроде юморная фраза. У нас юмор будет, у нас в начале будет смеяться артист, потом раскрашивать, потом скажет и всё – теперь смейтесь. А там пока он не скажет вот такое предложение в конце, никто не засмеется, потому что только смысл в конце вдруг определенный и тогда смешно, дальше огромными периодами. И дыхание у них другое.

Александр: Да, но вот эта сфера комедийная, где искусственный смех вставляют именно в конце предложения. Идет-идет приложение, ха-ха-ха, это то, о чем вы говорите. То есть, возвращаясь к английскому языку, в общем не было большого применения в бытовом плане, вы его худо-бедно знаете, а так…

Валерий: Ну когда я ходил там по магазинам в Лондоне, я что-то говорил: сколько стоит или как называется, или что такое, или название улицы. Но когда я в транспорте попросил водителя: «Скажете, чтобы я знал, где будет остановка Royal Standard»? А у меня там жил приятель. Он сказал: «Ryl Stndrd». То есть только я услышал буквы R… и S…. Очень короткое произношение, и я и не понял, что это моя, просто уже догадался по одному дереву, что, по-моему, это моя остановка. Потому что остановка Royal Standard, это я обязательно по-русски обязательно должен сказать Ro-yal Stan-dard.

Александр: Там никто по буквам не будет говорить.

Валерий: Ты должен сказать это, вот у нас концовки должны все быть. А чувак сидит в кепке в просоленной и говорит R… S…. Все, что он сказал, я только слышал две буквы Ro и S, всё!

Александр: Вы производите впечатление некурящего человека. Это так?

Валерий: Так, я не курил никогда.

Александр: То есть низкий тембр и курение – это две вещи, которые никак в вашем случае между собой не связаны?

Есть во дворе у нас мужчина; у него мальчишечка маленький, мужчина этот тоже такой старый отец, как и я. У меня есть дочка, и они там дружат – Степка и моя Сонька – бегают наперегонки. Величайший фотограф этот мужчина – Эдуард Жигайлов, член-корреспондент. У него густой, огромный голос. Я так думаю: «ну зачем тебе такой голос? Поменялись бы, отдай мне»! А дальше мысль: «а может мне его тоже взять, ну просто сделать такой жест»? Потому что, знаешь, когда американцы делают эти рекламы, там говорят такие деды морозы, их несколько человек, которые делают всё таким низким, хрипящим каким-то совершенно, ну я это называю Дед Мороз, ну каким-то очень стариковским тембром.

Александр: С яркими окончаниями.

Валерий: С окончаниями. Они делают все рекламы, они делают просто всю коммерцию, все рекламы фильмов делают они.

Александр: Промо, анонсы, да.

Валерий: Такие низкие, расщепленные какие-то, хриплые стариковские, как будто им 150 лет. У нас Мишка Тихонов делает чудесно своим теноровым голосом, отлично, каждая буковка, каждое слово как-то красиво. Вот мне подходит это. Я говорю: вот этого Эдуарда Жигайлова, про которого я говорю, что мы с ним там в песочнице наших детей  разнимаем, может сказать ему: «Слушай, может тебя как-то вот запустить, может ты будешь писать все вот эти вот рекламы. Потому что у него просто от природы басина»!

Александр: Стоит открыть рот и всё.

Александр: Но скорее всего у него не получится владеть его голосом.

Валерий: Не знаю.

Вопреки всем канонам театрального искусства и техники речи вы часто делаете роли на своем знаменитом субтоне. Допустим, Люциус Малфой сделан, ну будет сценка, мы сегодня к ней вернемся буквально через какое-то время, это вы сами ищете такой тембр, или вам режиссер подсказывает сделать так?

Валерий: Я скажу тебе, как правило, тоже у американцев, у артистов, у них тоже есть тоже штампы, они все очень любят потихонечку шепотком каким-то, у них нет такого, как помнишь, вот шестидесятые годы, семидесятые, когда наши артисты говорили очень звонко все, каждая буковка, и никто никаких шепотов не допускал.

Александр: Не прислушивался никто.

Валерий: Не было, все говорили. Помнишь Меркурьев, Черкасов, все они говорили густыми голосами. Целиковская, Любовь Орлова, они все говорили звонко, громко. А вот американец последний, хочу вспомнить еще тоже такой очень, ну или Шон Пенн, Джереми Айронс, тоже они все вот немножко говорят очень…

Александр: Вин Дизель, кстати, низко говорит.

Валерий: Да, низко говорит. И говорят, очень не крася, и говорят тихо. А от того, что, наверное, очень хорошие микрофоны, которые обрабатывают любой звучок…

Александр: Все это вытягивается.

Валерий: Отвечая на вопрос почему я говорю на субтоне, во-первых, я слышу как артист, который сделал, и пытаюсь немножко тоже чуть-чуть походить. Потом прячешь немножко какие-то свои проблемки, если где проскочит, это первое. А второе: иногда действительно голос слушается вот сегодня так, а завтра так, но иногда и победы бывают такие. Помнишь мы с тобой делали рекламу «Инграда»?

Александр: Помню!

Валерий: И делали колоссальную такую серию, большой цикл. Это была тоже для меня большая работа и опыт, потому что и ты мне подсказал, что это обычная реклама, а потом ты говоришь: «давай таким субтоном возьмем». И мы как взяли субтоном, и ты как-то это еще вывел. Я потом послушал, как она идет на телеке и думаю: «это вроде не я, потому что офигенно». Вы здорово сделали! Тебе спасибо, потому что я же потом приходил к тебе еще и думаю: только бы субтон, потому что это мое сильное, какой-то конек мой, понимаешь. Вот мы с тобой делали, я тебе благодарен.

Александр: Спасибо!

Ведущий ставит творческую задачу Валерию Сторожику.

Александр Татаринцев: Я вам просто напомню, как вы звучали: «Мистер Поттер! Люциус Малфой!» На связочках.

Валерий Сторожик: А сейчас может быть так и не сделаю, сегодня по крайней мере не сделаю. Попробуем. 

«Позвольте, молодой человек! Ваш легендарный шрам так же легендарен, как и волшебник, который вам его оставил. Чтобы произносить его имя, нужно быть храбрецом или глупцом. А вы должно быть Мисс Грейнджер? Да, Драко рассказывал мне про вас и ваших родителей. А это кто? Рыжие волосы, бестолковый вид, подержанный учебник. Вы должно быть Уизли. Так-так, Уизли старший. Эти твои рейды. Надеюсь, тебе платят сверхурочные? Хотя судя по этим книгам, нет. Стоит ли позорить имя волшебника, если за это толком не платят?»

Александр: Это был подкаст «Про озвучку» от звукового агентства «Рекcквер» с замечательным артистом Валерием Сторожиком. Благодарим вас за участие в нашем подкасте! Надеемся, что вам, дорогие друзья, было интересно, ставьте лайки, комментируйте, подписывайтесь на наш канал. Впереди вас ждет еще много всего интересного на нашем канале. Я желаю вам прежде всего мира, обнимайте своих родных, слушайте хорошую музыку, смотрите доброе кино. Валерий Степанович, спасибо вам большое! 

Слушать аудиоверсию подкаста  на любой платформе:

Яндекс.Музыка: https://music.yandex.ru/album/22558143