Актер дубляжа Алексей Колган

Гость, Алексей Колган: Здравствуйте, добрый день! Спасибо за то, что пригласили. Немножко Пётр приукрасил, ничего мы не выцарапывали. Просто спасибо за то, что подождали, потому что у меня была очень большая занятость: я снимался. (Примечание редакции: речь о съёмках в кино)

Пётр: Знаете, почему выцарапывали? Потому что интервью с вами найти-то весьма непросто.

Алексей: Я их очень мало даю, очень-очень.

Пётр: Мы с вами зарубились сейчас по поводу представления, что в него включать, что не включать. Позвольте я теперь озвучу это для наших зрителей и слушателей, потому что многие смотрят не только на Ютубе видеоверсию, а слушают как подкаст на разных цифровых платформах.

Пётр: (представление гостя)

Алексей Колган – актёр театра, кино и дубляжа, телеведущий. Небольшой список работ и ролей: это может затянуться, конечно, больше, чем на половину нашего интервью, поэтому короткий список. Такие фильмы как «Гарри Поттер», «Пока не сыграл в ящик», «Банды Нью-Йорка», «Брюс Всемогущий», «Матрица», «Очень страшное кино», «Властелин Колец» и «Хоббит», «Терминал», «Шерлок Холмс».

Алексей: Двести пять, по-моему.

Пётр: Да, да, да. У меня здесь около пятнадцати.

Алексей: По-моему, двести пять.

Пётр: «Король говорит», «300 спартанцев». Вот {ролей} почти столько же, сколько спартанцев. Алексей – это голос Гэри Олдмена, Брюса Уиллиса, Жерара Депардье, Джека Николсона. Вы, кстати, сами говорили, что это была большая авантюра Ярославы Георгиевны Турылёвой.

Алексей: Ужасная авантюра, ужасная авантюра.

Пётр: Тома Хэнкса – это уже, видимо, не такая авантюра.

Алексей: Авантюра. А потом я поссорился с некоторыми, кто выпускает эти фильмы, прокатчиками. Потом я поссорился из-за Тома Хэнкса и ушёл.

Пётр: Надеюсь, расскажете потом нам. Также голос Скуби-Ду, Обеликса и, конечно, лучший Шрек в мире! Это не преувеличение.

Алексей: Та-да-да-дам!

Пётр: Алексей, я бы хотел начать с палеонтологии, с таких раскопок. В конце девяностых, начале двухтысячных, когда я был ещё шкодливым подростком, вы приложили руку, точнее, голос, к созданию трёх ярчайших массовых образов в культуре – это Братья Пилоты, это удивительная игра, просто такой столп, основа жанра квестов в российском исполнении в те годы. И это, конечно же, Шрек и Хрюн Моржов.

Алексей: Вы знаете, думаю, Господи, я, наверное, старею уже. Потому что название «Братья Пилоты» мне знакомо, вот убейте меня, разорвите меня сейчас на части, не помню, что это. Я не помню, что это, «Братья Пилоты». Была такая ещё в моей озвучке, я не знаю, что это такое было, называлось «Адская белочка». Что это такое?

Пётр: Социальная реклама.

Алексей: Социальная реклама «Адская белочка», ещё почему-то как-то осталась у людей в памяти. Это была такая ерунда. Так вот, о «Братьях Пилотах», пока меня склероз не увёл обратно. Я не помню, что это, «Братья Пилоты», но знакомое мне название. Хрюн Моржов я ещё помню.

Пётр: Я не подготовился, мы должны были вам устроить очную ставку. Просто распечатать картинки, чтобы вы их опознали.

Алексей: Потом, потом.

Пётр: Вот в чём мой вопрос: ваш профессиональный путь после института начинался в Московском Театре Кукол, верно?

Алексей: Да.

Пётр: У вас есть расположенность или какая-то особая связь с этими кукольными, анимированными, мультяшными персонажами или нет – это всего лишь обычная грань работы?

Алексей: А вам как ответить? Вам ответить честно или пошутить?

Пётр: А можно дубли нарезать, сначала один, потом второй.

Алексей: Нет, нет. Давайте возьмём тогда дублем.

Пётр: Давайте с вранья тогда начнём, со смешного.

Алексей: Нет, но сказать, что я просто талантливый, «поцелованный», будет, в общем-то, враньё и нескромно. Потом, если обращаться совсем к истокам, почему так получилось, я попал случайно в Театр Кукол.

Наверное, моя способность подражать, разговаривать смешными голосами – она была от детской скуки, от того, что я слушал массу пластинок фирмы «Мелодия», детских пластинок. А там были ой какие кривляки, это в хорошем смысле слова. Потом я поступил на курс Театра Кукол и, слава тебе, Господи, что мы не стали заниматься исключительно Театром Кукол, а мы, под руководством моего учителя, Александра Аркадьевича Белинского, мы были при таком шикарном театре, при таких шикарных артистах, у которых была такая способность менять голоса.

Знаете, я видел там такую артистку, которой уже нет на свете, она была великая артистка – Валерия Сергеевна Киселёва её звали де-юре, де-факто она называлась Валерия Сергеевна Розенвассер.

В общем, она почти в 80 лет играла Дюймовочку. Вот когда эта седовласая женщина входила за ширму и оттуда раздавался совершенно чистый детский голос без всякого наигрыша, – это было такое чудо, такое волшебство!

И как этого достичь…Потом мы возвращаемся к моей первой шутке, наверное, тоже меня кто-то поцеловал, что я могу слышать и воспроизводить.

Поэтому Московский Театр Кукол, в который я попал – это безысходность девяностых, в общем.

Пётр: Но он, очевидно, сыграл какую-то роль в вашей способности так работать с голосом, с персонажами.

Алексей: Конечно, в Театре Кукол это нужно. Московский Театр Кукол был хорошим этапом в моей жизни.

Пётр: Знаете, за кадром вы посетовали, что не называете себя ни в коем случае поэтом, хоть и пишете тексты, потому что, якобы, не обладаете таким образным мышлением, чтобы создавать гениальные рифмы. Но вы сейчас сказали про пластинки, которые вы заслушивали в детстве. А ведь пластинки, когда мы слушаем, они сразу показывают, какое у нас это образное мышление. У вас ведь наверняка эти миры в голове уже возникали?

Алексей: Нет, нет, нет. Пластинки – это способ восприятия. Там было, понимаете, другое. Как, например, мне не нравится современное озвучивание за кадром, когда я слышу его. Там совершенно другой голос, там совершенно другие артисты. Это часть профессии, понимаете, о чём я говорю?

Когда работал Литвинов Николай Владимирович. (Примечание редакции: Николай Литвинов - актёр, режиссёр, народный артист РСФСР. Один из ведущих советских мастеров радиовещания для детей.) Вы знаете, кто это такой?

Пётр: Мы делали как раз подкаст с его внуком. (Примечание редакции: Иван Литвинов - артист театра и кино, актёр озвучивания и дубляжа).

Алексей: Это такая эпоха радиотеатра, это эпоха сказок, он придумал это. Слава тебе, Господи, он вот так смог сделать.

Я даже слышу его интонацию, когда заводилась пластинка и он говорил: «Давайте с вами побродим, друзья, по старому Копенгагену, всё здесь мило моему сердцу, острые черепичные крыши, затейливые флюгера, почтенные уличные фонари». Это другая культура речи, другая культура языка, это профессия, которой, к сожалению, сейчас очень многие, занимаясь этой «профессией» не обладают.

Это не образное мышление, это профессия, верная профессия. И когда в этих пластинках я слушал Плятта, Вицина – этот список может быть огромен – когда я их слышал, понимаете, эти прекрасные артисты образы создают сами собой, а ведь, по сути, они кривляются. А некоторые нынешние артисты, я никоим образом сейчас не брюзжу, – это совсем «поверхность». Кто-то их научил кривляться.

Поскольку мы все равно с вами выходим на Ютуб-платформе, очень многие думают о том, что можно получить профессию через уроки на Ютубе. Это не так, дорогие друзья! И, если вы меня услышите – это только лень и гадостное желание очень многих бездарностей заработать через Ютуб деньги, обучая неправильно вас.

Пётр: Но ведь мы действительно живём в такое время, когда людям предлагают быстрый результат.

Алексей: Да, это называется «эпоха дилетантов». Я это называю «эпохой дилетантов», поэтому к очень многим вещам я стал относиться гораздо резче. Это и к разговору об интервью, к разговору о новых работах в том числе в среде озвучания, дубляжа и так далее. Резче, не податливее, я к этому отношусь, мне не интересно работать с дилетантами, с дилетантизмом. Слишком много профессионалов я повидал на своем веку, не хочу. В общем, вот так.

Пётр: Ей-богу, я рассмеялся, потому что меня попросили избегать этой темы. В наших интервью раз за разом мы почему-то приходим с героями к теме дилетантизма, и я не могу удержаться, потому что, ей-богу, у меня у самого душа болит. И я понимаю, как это влияет на любую профессию, эта массовая атака дилетантов. Она измельчает и потихонечку уничтожает любую профессию, любую «поляну».

Вы как-то сказали, говоря про обсценную лексику, например, в театре, что человек образованный, он всегда найдёт синонимы, не прибегая к мату или ненормативной лексике.

Нет ли у вас такого ощущения, что в целом человек образованный и вообще это искусство синонимов, скоро все словари синонимов как-то уже изживут себя за ненадобностью. Настолько поверхностно сегодняшнее искусство и в целом.

Алексей: У нас разговор тогда вообще будет о дилетантизме и безграмотности. То образование, которое люди получали в 90-е годы, оно уничтожено практически и так далее. Этим люди уже не пользуются, они разучились пользоваться словарями.

У нас в семье была одна знакомая, профессор, когда-то занимавшаяся написанием вот этих словарей. Когда у неё спрашивали, как правильно «ударить», она говорила обычно: «Как я напишу, так и будете ударять». (Примечание редакции: «ударять»-ставить ударение в слове)

Этим уже никто не пользуется. Потом это тоже та поверхность, о которой я говорил прежде. Мне кажется использование ненормативной лексики вообще повсеместно сейчас. Практически повсеместно. Это результат того, как обезглавили наш язык. Его обезглавили, поскольку в него привнесли много иностранщины. Я сталкиваюсь сейчас с такими словами, например, как «коуч» или «лингво-тренер». Знаете такое? «Лингво – тренер».

Пётр: Раньше не слышал, а вот «коуч» приходилось.

Алексей: Коуч, лингво-тренер, ну вот почему нам не сказать, что это преподаватель, например? Или учитель. Или что-то такое. Оно засоряет язык и люди, которые не пользуются вот этими словами, им проще пользоваться тем, о чём мы с вами говорили. Хотя, если обратиться, например, к известным сказкам Афанасьева… Там это было вполне уместно. Ну пожалуйста, вы хотите этого, это надо делать какие-то определённые места, либо клубы, но повсеместно это не надо выпускать в массовость.

Моя внучка, которой 11 лет, мы договорились, она ходит на улицу, мы никак не скрываем, она все эти слова знает, просто она их не употребляет. Мы ей стараемся объяснять, почему этого не надо делать. Хотя наверняка в своём кругу она их употребляет, этого не избежать. Но семья, которая хочет воспитывать своих детей в лучшем виде, она пытается хотя бы договориться, что это надо либо употреблять грамотно, либо употреблять в очень-очень узком своём кругу. Но черпать это из театров, из кино… Вы не представляете, какое количество сценариев я получаю с так называемых платформ.

Пётр: Стриминговые сервисы?

Алексей: Да. «Не согласитесь ли Вы у нас сняться»? Какое количество мата там! И почему я должен это произносить? Почему я не могу сказать: «Пошёл вон!». А не «пошёл по известному… из пяти-шести адресов», которые можно подставить.

Пётр: В интернете есть большое количество пародий, исполненных Вами на разных артистов. Вы с детства, насколько мне известно...

Алексей: Пародий много, да. Сколько-то штук.

Пётр: Немало.

Алексей: Да, может быть, да.

Пётр: У меня записано, могу прочитать. Есть пародии на Рину Зелёную, Аллу Баянову.

Алексей: Нет, это не пародия на Рину Зелёную.

Пётр: Зарисовка, юмореска?

Алексей: Зарисовка. Это просто я воспроизвёл тогда в передаче «Приют комедиантов» Рину Зелёную как пример. Почему-то это написали, как пародию, это не пародия. Алла Баянова есть, эта пародия, Зыкина ходит там. Да, да, немного.

Пётр Сафрошкин: Верна ли информация, что вы с детства увлекались пародией, всех пародировали, и вам говорили часто, что у вас это замечательно получается?

Алексей Колган: Да, говорили. У меня была пластинка. Видите – к пластинкам возвращаемся. Проигрыватель, пластинки, маленький информационный круг, две программы телевидения, с перерывом на обед, вы этого не знаете.

Какой может быть круг информации? Дальше есть радио и проигрыватель. Радио не всегда поймаешь. В общем, радиотеатр, хотя это было счастье - поймать, например, Ираклия Андронникова, который рассказывает что-то. Дальше – проигрыватель.

Пластинка появилась в доме под названием «Виктор Чистяков. Пародии». Она была заслушана мною до дыр. Я не понимаю до сих пор, что меня так там привлекло. Хотя персонажи, которых он показывал, они тоже в силу того, что был маленький информационный круг, были известны всем, даже малышам. И Шульженко и я их, простите меня, современник. Они уже были довольно старыми людьми.

Я Утёсова видел живьём, вообще живьём в концерте, в одном из последних концертов. Я видел Баянову живьём, я с ней познакомился. Я видел Изабеллу Юрьеву и так далее! И эти все персонажи были очень знакомы. Опять же с шикарно написанными текстами, которые писал, между прочим, ленинградский артист Станислав Ландграф. И вот этот симбиоз, соитие двух талантливых людей – Виктора Чистякова и Станислава Ландграфа – бац – и создало вот этот вот гений.

И я, когда, заучив её наизусть, показал это в первом или во втором классе перед классом, который тоже этих персонажей знал. Получилось очень похоже. И мне говорили: «да, да, да»! И вот эту пластинку я воспроизводил до самозабвения, я мог её повторять и повторять, и повторять. А потом это оказалось, когда я уже женился на педагоге Щукинского училища, (Примечание редакции - Нина Дворжецкая, советская и российская актриса театра и кино, театральный педагог) я потом понимаю, что это было упражнение, обычное упражнение, которое я повторял с детства. Оно получалось, слава тебе, Господи, меня так «поцеловали». (Примечание редакции: имеется ввиду «поцелованный богом»)

Пётр: Как раз та самая…

Алексей: Слух и способность связок воспроизводить чужой тембр голоса. При том, что я могу воспроизводить тембры голоса далеко не всех. Потому что, когда меня просили, например, в пародиях: «воспроизведите Владимира Владимировича или Владимира Вольфовича, или Геннадия Андреевича» (Примечание редакции: Путина, Жириновского, Зюганова) я отказывался не потому, что я против политической пародии, а потому что у меня это не получается. Тембр голоса у меня другой. Вот и всё. Что-то получается, а что-то нет!

Пётр: Про «другой» тембр голоса: я тут такой интересный факт накопал. Вы озвучили, оказывается, сразу трёх Черчиллей. Это для меня стало удивлением. Одного в фильме «Король говорит», другого в «Тёмных временах», третьего совсем недавно в «Операции «Мясной фарш». Это фильм то ли этого, то ли прошлого года.

Алексей: Да, да, да. «Операция «Мясной фарш» – это я вспомнил, это был Сева Кузнецов. Самый главный Черчилль в…

Пётр: В «Тёмных временах».

Алексей: Да, «Король говорит» – это хорошее кино. Наверное, решили, что я Черчиллю подойду. Это тоже делала Ярослава Георгиевна Турылёва.

Пётр: Я не могу понять, есть люди, которым за сходство внешнее с каким-то историческим персонажем или героем дают постоянно роли. За какие заслуги перед короной британской вам отдают всех Черчиллей мирового кинематографа?

Алексей: Совершенно случайно, совершенно случайно. И, сделав там Черчилля, Славочка (Примечание редакции: Ярослава Георгиевна Турылёва) Царствие ей Небесное, она меня авантюрно брала практически на все роли, которые потом удавались. Они видела, она чувствовала. Так было с Джеком Николсоном и так далее.

А сейчас к Черчиллю, а то я запутаюсь. В фильме «Король говорит» она мне случайно сказала: «Слушай, у меня нет кого-то». Впрочем, как всегда, кого-то нет, сделай мне Черчилля. Пожалуйста, сделал Черчилля. Это обычная работа. Я, когда иду на интервью, касающееся озвучания, я может быть довольно скучно отвечаю при переговорах на первый же вопрос: «Вы расскажете нам что-нибудь смешное?». Нет, говорю, не расскажу, потому что это рутинная работа, это моя работа. Там смешного практически ничего нет. Я прихожу, работаю, ухожу.

Пётр: Там много скучного.

Алексей: Там не скучно. Там работа, я сижу перед микрофоном, передо мной текст, и я два, три или четыре, сколько понадобится часов, делаю свою профессиональную работу и ухожу. И никаких там «хиханек-хаханек» нет, на это нет времени.

Короче говоря, Черчилль. Потом мне позвонила Ярослава Георгиевна с предложением «Тёмных времён».

Вообще Гэри Олдмен – это артист, которого я очень люблю, он всегда очень разнообразен, Монблан какой-то! Я считаю его великим артистом. Так вот, он сыграл этого Черчилля, и она мне говорит: «Знаешь, мне не нравится, как он звучит». У нас повторилась история со «Шреком». Она говорит: «Я не согласна, мне не нравится, как он звучит, Гэри Олдмен. Мы будем звучать под самого Черчилля, под его манеру, под его тембр».

И она мне нашла его речи, которые я слушал, слушал и мы пытались потом максимально приблизить манеру и тембр к самому Черчиллю.

И когда Славы не стало, мне позвонил Севочка Кузнецов, (Примечание редакции: Всеволод Кузнецов - один из самых знаменитых в России режиссёров и актёров дубляжа) с которым мы дружим много-много лет. И он сказал: «У меня есть Черчилль. Ты придёшь?». Конечно, Севочка, я приду, раз ты делал Черчилля, сам Бог велел, чтобы мы ничего больше не искали. Это уже работа сделана. Я с любимыми людьми делаю то, что делалось. Что мне там от британской короны. Ничего.

Пётр: Вы сказали, что после ухода Ярославы Георгиевны вы практически ни с кем не работаете, кроме Всеволода Борисовича Кузнецова. Или вообще ни с кем?

Алексей: Вообще ни с кем. Кроме Всеволода Борисовича я не работаю больше ни с кем. 

Пётр: Вы описали это так: с кем-то просто разругался…

Алексей: Из режиссёров я ни с кем не разругался, я разругивался с заказчиками-прокатчиками. А ни с кем из режиссёров…я вам честно скажу: кто меня ни приглашает из, так скажем, новых режиссеров, а я уже и не хожу. Они начинают искать чёрную кошку в тёмной комнате. Или искать чего-то, давайте мы на этом материале что-нибудь своё новое поищем или реализуем свои молодые режиссерские комплексы.

Может быть от глупости, может быть от зажима, может быть от неумения. Давайте мы с вами проведём кастинг. Для чего? Я пришёл к одному режиссёру, и она мне сказала: «Давайте мы с вами посмотрим, на что вы можете пригодиться в нашем фильме». В каком смысле? У меня за плечами уже 200 с хвостом фильмов. На что я вам могу пригодиться? Конкретнее. Она говорит: «Давайте начнём с телефонного разговора». Я - голос в телефонной трубке. Мне кастинг этот зачем? Я не справлюсь с голосом телефонной трубки?

Что я делаю дальше? Я прощаюсь, встаю и ухожу. И никогда больше туда не прихожу. Меня нужно так заинтересовать этой работой, чтобы при отсутствии материальных всех средств, которые отпускаются на эту работу, я мог прийти и это сделать при наличии уже в моём багаже 200 с хвостом фильмов.

Меня уж не знаю, как можно бы заинтересовать. Значит, я иду только к Севочке Кузнецову, с которым у меня особые отношения, как и со Славочкой, у которой я никогда не спрашивал, сколько это стоит. Я просто шёл и работал. Потому что Слава дала мне дорогу в этом, научила меня многому, я буду благодарен ей всегда! И Севе я благодарен, потому что с Севой у нас сложились такие прекрасные отношения, что Сева всегда, тысячу раз извиняясь, может сказать: «Лёш, у меня маленькая роль». Я приду и не спрошу, сколько это стоит. Мне всегда интересно. И я знаю, что он никогда не ошибётся в выборе материала для меня. Вот и всё.

 А остальное, ну что, опять же, может быть, я выгляжу каким-то брюзжащим не знаю кем, не хочу называть себя стариком. Я брюзжу по-стариковски. Пригласите меня на что-то, я приду и вам сделаю. Как говорят хорошие пилоты: «Пристегнитесь и получайте удовольствие». Я всё сделаю сам, мне не надо делать экспериментов. Либо я сам предложу эксперимент какой-то.

Пётр: Я не был лично знаком с Ярославой Георгиевной, но по тому, что люди о ней рассказывают, профессионалы, по тем небольшим фрагментам в открытом доступе, которые есть, какие-то видео фрагменты.

Алексей: Это совсем ничего, что есть в открытом доступе. Я повторю, я редко повторяю в интервью, что я говорил. Это показатель для Славочки, как она меня выбирала для «Шрека». Это показатель.

Пётр: Вы можете нам рассказать?

Алексей: Конечно, конечно. Мы встретились. Я, когда очутился в Москве и мне хотелось заниматься дубляжом и так далее.

Пётр: Это 2000-й или чуть раньше?

Алексей: В Москве я очутился намного раньше, в 1993 году. Я понимал, что дубляж — это моё дело, тем более что я дубляжом занимался и в Ленинграде, на Ленфильме и занимался в компании таких мастодонтов. При Александре Демьяненко я начинал звучать, он руководил отделом дубляжа. Я видел, как звучал Вестник, Татосов, Игорь Борисович Дмитриев. Мы там с ним познакомились. Я понимал, что я человек готовый для дубляжа. И в Москве я знал, что, если ты попадёшь к Турылёвой – это счастье на всю жизнь.

Пётр: А где она была? На Пифагоре?

Алексей: Нет, Ярослава Георгиевна была при Мосфильме. Меня как-то ей представили. Она даже на меня первый раз не посмотрела. Она великая была. Она имела право. И продолжала с кем-то там {разговаривать}.

Потом я прихожу в студию Пифагор и слышу крик Турылёвой, я её уже увидал на Мосфильме. Слышу крик, она кому-то говорит: «Ну неужели вы не можете его найти? Неужели так сложно найти Колгана? Ну что такое? Что он, такой закрытый артист?». А я совершенно не понимаю, слыша свою фамилию, говорю: «Я здесь». Она: «Подождите секунду, я занята». «Позвоните ему!». И когда она закончила: «Что вы хотели?». Я говорю: «Колган – я». «В каком смысле?». «Вы сейчас говорили, что не можете найти Колгана. Колган – я». Она залилась своим звонким смехом и мне говорит: «Ты же озвучиваешь Хрюна Моржова! Мне тут прислали какой-то мультфильм, «Шрек» называется, мне не нравится, как звучит их артист. Я хотела, чтобы ты».

Пётр: А на секундочку, их артист – это Майк Майерс.

Алексей: Да, ей не нравится, как он звучит. «Значит, я хочу тебя. Давай, но надо для них сделать пробу». Я говорю, конечно, пожалуйста. Всё. Она меня вызвала на Мосфильм, на Мосфильме мы записали пробу, она отправила. И дальше я по каким-то своим делам оказываюсь на Мосфильме в тон - ателье.

И иду по длинному-длинному коридору. С одной стороны идёт Ярослава Георгиевна, она была вот такого роста. В норковой шубе в пол, и она из того конца коридора мне кричит: «Колган, я из-за вас поставила раком весь Голливуд». Я, значит, «ха-ха, хи-хи». Они прислали ей факс, тогда присылали ещё факсы, что Колгана они не утверждают, потому что он не совпадает с их… Они раньше совмещали амплитуду мою с амплитудой. Он не совпадает и компьютер сказал -нет. Она им послала факс: либо здесь звучит Колган, либо этот ваш мультик «Шрек» я, как режиссёр, звучать отказываюсь. С приветом, ваша Ярослава Турылёва. И факс полетел прямо в Голливуд.

Пётр: В студию DreamWorks.

Алексей: В студию DreamWorks. Но поскольку она была Number One, и она делала «Список Шиндлера», и сделала она его блестяще, у нас она его делала. Между прочим, тогда ещё была такая манера, они вывозили режиссёров, она на сведение летала в Лондон. Был такой период, когда режиссёры такого ранга, они летали туда. Вот. И, значит, они почесали там репы и сказали, ну давайте тогда пусть он звучит. И она сказала: «Всё, я их поставила в известную позу. И мы будем звучать как я сказала».

И мы его озвучили, этого «Шрека». Она со мной не ошиблась ни разу, Славочка, ни разу она не ошиблась. Что бы она мне не предлагала, даже малюсенькие эпизодики, я звучал ей картину, она могла попросить сделать ещё два эпизода в двух картинах либо она тоже, извиняясь, как это делает сейчас Сева Кузнецов и говорила: «Лёшенька, ты меня извини, пожалуйста, совсем крошечная роль, но мне нужен исключительно ты». Потому что она работала по тому принципу, потому что в том дубляже мог и Плятт, и Вицин сделать эпизодик крошечный. И это было сделано очень правильно, и режиссёр знал, что именно этот актёр должен это сделать. Такой гений у Славы. Это последняя картина «Тёмные времена», где мы с ней поработали. Мне очень жалко, что её нет.

Пётр: «Тёмные времена». Это вы работали над ней в году 2017-18?

Алексей: До пандемии. Она ушла в пандемию.

Пётр: Хороший, даже не гениальный, хороший режиссёр дубляжа – это редкость? Чудовищная редкость?

Алексей: Конечно, Сева – прямой ученик Славы. Слава не просто режиссёр дубляжа, она ушла в эту профессию совершенно гениально. Она ведь по образованию актриса.

Пётр: Я не знал.

Алексей: Актриса. Она училась в Щукинском институте, тогда ещё называлось Щукинское училище. Она по образованию актриса. Это то, с чего мы начали. Если у тебя в руках есть основы профессии, эта профессия может тебя повести дальше в профессиональном разговоре с твоими коллегами. Надо ей обладать. Она ею обладала. Она обладала ещё этой уникальной способностью оставаться за кадром, и потом оставаться за кадром, даже не звуча.

Вы знали о том, что знаменитый советский фильм «Кортик», Миша Поляков — это Славочка разговаривает. Она много дубляжом занималась. А сколько было их. Недавно ушедшая от нас великая артистка, которая там озвучивала Генку, её звали Агарь Власова. А артистка Мария Коробейникова. Мы сейчас уйдём в дебри. Возвращаясь к Славочке. Прекрасный советский детский фильм «Приключения Калле - сыщика», там она вообще делает 33 работы. А в фильме «Бронзовая птица» Славочка делала и Мишу Полякова и вот эту старуху - графиню, которую мы знаем. Актриса!

Пётр: Расскажите, пожалуйста, на каких качествах или навыках профессиональных зиждется мастерство режиссёра дубляжа? С актёром плюс-минус понятно. А режиссёр дубляжа, это чутьё удивительное, о котором вы рассказали, оно же на каких-то навыках должно быть.

Алексей: Я не могу вам сказать, я же не режиссёр дубляжа. Я могу только теоретизировать, это будет скучно. Я вам сейчас привёл в пример одну грань Славы Турылёвой, которая, на мой взгляд, на этом и должно зиждиться всё. Наличие профессии, талант и чутьё. А дальше я не знаю. Всё равно режиссёр – это профессия. Сева Кузнецов – тоже по образованию артист. Просто так сесть и стать режиссёром дубляжа - невозможно.

Пётр: Это возможно уже сейчас на практике. Это не сложно.

Алексей: Поэтому я и не хожу никуда. Мне нужно с режиссёром быть единомышленником, поговорить, я там тоже что-то создаю. Я не создаю всё новое. Я, когда попал ещё на Ленфильме в этот отдел дубляжа и старые артисты, которые звучали, в том числе Владимир Михайлович Татосов, он тогда мне ещё говорил: «Сынок, никогда не делай за артиста. Он всё уже сделал. Искать там ничего не надо. Всё он уже сделал. Тебе надо его не испортить». В поисках Турылёвой, когда она говорила - мне не нравится, как он звучит, мы сделаем это под Черчилля, здесь, на мой взгляд, только обогатили образ, который создал артист. Мы его никуда не увели в сторону, мы его обогатили.

Пётр: Просто опыт и чутьё позволяет вести поиск в правильном направлении.

Алексей: Совершенно верно, но это не всегда и далеко не всем удаётся вести поиск в каком-то направлении.

Пётр: Сейчас самое время вспомнить, что вы параллельно с театральным институтом учились в Санкт-Петербургской консерватории Римского-Корсакова.

Алексей: Я проходил там курс вокала, я не учился там. Это неверно написали в Википедии. Мой мастер - Александр Аркадьевич Белинский. Тогда было время, в 1990-е годы, когда можно было в общем-то отклоняться от нормы где-то в чём-то. Он преподавал параллельно с нами в Ленинградской консерватории курс режиссуры. И нам он сказал: «Меня не устраивает то качество преподавания вокала в вашем институте. Кто хочет, я договорился с Ирой Богачёвой. Это народная артистка Советского Союза. Можете приходить к ней на уроки, заниматься с ней в классе. Она будет преподавать, я договорился.» Мы, не знаю, сколько там нас было, человек семь, что ли. Часть осталась в институте, а часть, в том числе и я, ходили к ней в класс. Мы получили огромную школу у неё. Она занималась с нами, как занимаются в консерватории. Она занималась дыханием, постановкой голоса и так далее.

Пётр: Как связаны музыка, музыкальный слух, владение голосом с работой актёром дубляжа? Как они помогают в этом?

Алексей: Не знаю, что вам ответить. Слух есть. У меня есть слух, это тоже повторение ответа на ваш вопрос. Слух есть, я могу воспроизводить тембры. Значит, как-то связки поупражнялись или как-то они по-особому устроены.

Ещё у меня есть одна профессия, о которой мало кто знает. Я по первому образованию незаконченный патологоанатом. Я знаю, как устроены связки. Это синенькое вот такое вот, неизвестно, как там создаётся с помощью звука. А как поставить – это дело педагога, как поставить звук так, чтобы ты не просто задыхался, а, чтобы ты извлекал звук, чтобы он был чистым, громким и звонким. Чтобы синенькое вот этот вот не превращалось в красненькое, когда не звучит.

Пётр: С узелками.

Алексей: Да. Вот как это сделать? Это дальше дело талантливого педагога, который направит и правильно перегнёт, например, через стул, как это делала Ирина Петровна.

Пётр: Это для дыхания?

Алексей: Для опоры. Опора, опора.

Пётр: Почувствовать диафрагму.

Алексей: Да, мы же, мужчины, дышим с женщинами по-разному. Поэтому она пацанов вот через стул, чтобы мы почувствовали, где она там находится. Как влияет потом вокал? Никак. Никак. Просто я могу спеть стройно песенку, если она написана для мультфильма или фильма. В дубляже никак.

Пётр: А когда вам достаётся какая-то роль, в которой можно попеть – это вам нравится?

Алексей: Нет, не нравится мне это. Потому что система записи, она в этом смысле технически меня не устраивает. Я не к тому, что я должен наслаждаться своим голосом. Так должно быть устроено, чтобы я в наушниках хорошо слышал себя, фонограмму, исходник. Мне не нравится в этом смысле перепевать уже спетое, потому что оно не всегда мне нравится.

Или мне попадался тот материал, который мне не всегда нравится. Что-то я спел. Вот меня просили однажды спеть в «Шреке» за Вадика Андреева какой-то кусочек за Ослика, я спел чистенько. Что такое петь? Я вообще к этому отношусь со стороны. Есть певцы. Я нет. Я человек, умеющий петь без фальши. Всё.

Пётр: Это уже больше, чем иные певцы.

Алексей: Есть певцы профессиональные. Я не называю себя певцом, я не певец.

Пётр: И не поэт, как вы сказали.

Алексей: И не поэт.

Пётр: Про педагогов. Для меня стало открытием, когда я узнал какое-то время назад, что в театральных вузах нет такого предмета, который бы учил озвучанию, за исключением, насколько я помню ВГИКа. Это единственный вуз, в котором он есть.

Алексей: Он зачем?

Пётр: Он не нужен? А как, через какие ступеньки тогда артисты должны приходить в озвучивание?

Алексей: В озвучивание вообще далеко не все должны приходить. Это надо начинать с режиссёра. Меня никто не обучал этому мастерству.

Очень много сейчас молодых людей, выпускников, говорят: Алексей Анатольевич, как устроиться в озвучку? Для большинства, 90% — это способ заработка. А это должно быть творчество. Вот и всё. Не нужно этому обучать. Это как большинство театральных вузов плодят людей безработных. Вот так и этот курс, о котором вы говорите, если его сделать курсом дубляжа – это либо давать бессмысленную надежду молодым людям, что они могут, как вам сказать, есть же курс фехтования. Дальше в картинах или в театрах играя, мы можем за всю свою жизнь ни разу не фехтовать.

Но это часть профессии, нас познакомили, но я вас уверяю, вот сейчас дай мне в руки шпагу, я практически ничего с ней не сделаю. Дальше для этого есть консультанты. Если тебе надо себя продублировать, если ты сам уже не справишься, пригласят кого-нибудь другого. Если ты с этим справишься, тебя как-то подвинут. Сейчас технические возможности колоссальные, можно двигать по слогу.

Я ещё попал в тот момент, когда тебя матюкали старшие товарищи, когда стояли по 12 человек и запускали ролик с плёнкой. И когда все должны были переписывать. Но они учили так, учили там, на площадке. Зачем сейчас изобретать колесо, оно уже изобретено, оно круглое.

Пётр: Дубляж вообще нуждается в новых голосах? Или там уже огромная очередь за дверью этого цеха?

Алексей: Очередь огромная, но нуждается в новых голосах. Но где их взять? Это замкнутый круг, {вопрос}, на который сейчас мы с вами не ответим. Тем более я не режиссёр дубляжа, я всего лишь небольшой винтик, и то я уже практически оттуда вывинтился. Новые голоса нужны. Этим поиском должны заниматься режиссёры, которые видят сейчас всё по-другому. И дубляж в том числе видят по-другому. Эта вещь, как и кинематограф, это практически продюсерское дело. И продюсер, он, в отличие от режиссёра, видит этого молодого или эту молодую девушку, которая с говором или с акцентом, они считают, что она может дублировать или озвучивать. Есть опытные люди, которые стареют. Нам же на смену должен кто-то приходить, но это будет что-то другое, это будет другое качество дублирования.

Пётр: Вы, когда смотрите кино для отдыха души… Вы вообще смотрите кино для отдыха души?

Алексей: Да, конечно.

Пётр: Вы предпочитаете кино какой эпохи?

Алексей: Что мне под настроение придёт. Я очень люблю костюмные фильмы, «Корону» я смотрел, в пандемию я пересмотрел «Аббатство Даунтон».

Пётр: «Корона» это у нас, по-моему, сериал?

Алексей: «Корона» — это сериал. Да, да, очень хорошо сделанный.

Пётр: То есть в этом отношении вы не сторонник побрюзжать, что кино испортилось по сравнению с тем, что было когда-то?

Алексей: Нет, почему, сейчас же можно делать. Ученик моей жены, Сережка Соцердотский, снялся в «Холопе», мы посмотрели, прекрасное кино.

Пётр: Отличный фильм. Он стал самым кассовым.

Алексей: Прекрасное кино. Его снимают, если снимают хорошо, честно, как «Холоп». Почему нет? Где труба пониже, дым пожиже… Но кино такое бывает тоже продюсерское совсем. Бывает и продюсерское, и режиссёрское, где режиссёр имеет своё слово, тогда оно получается.

Пётр: У вас есть премия за озвучку «Шрека». «Шрек» был признан лучшим дубляжом среди всех. По некоторым сведениям, даже лучше, чем оригинал. Эта премия была где-то в Каннах вручена?

Алексей: Нет, нет.

Пётр: Озвучена просто?

Алексей: Нам прислали диплом, письмо.

Пётр: А деньги?

Алексей: Там денег нет за это. Эта премия безденежная. Нам прислали официальное уведомление, диплом и что-то такое. Наверное, статуэтка. Ну хорошо, приятно.

Пётр: Вы говорили, что вы никак не ощутили на своей жизни влияние этой премии.

Алексей: А что она даёт? У меня есть ещё куча премий. Это приятно только моей маме.

Пётр: А мне хочется узнать. У вас вот есть премия ТЭФИ, это же самая престижная телевизионная премия в нашей стране.

Алексей: Ничего. Ничего. К тому же, это даже не государственная награда. Если она нужна для получения ещё чего-то. Дело даже не в этом, я не умаляю престижности ТЭФИ. Это приятно и всё. Кто-то гонится за премиями, за наградами, такая стезя у этого человека, это приятно. Потом, это приятно маме. Всё.

Пётр: В вашей системе мотивации фактор тщеславия какую роль играет? Это топливо для движения вперёд или нет?

Алексей: Нет, это не топливо для движения вперёд. Это аргумент для разговоров с дураками иногда. Понимаете?

Я слышал однажды разговор Владимира Валентиновича Меньшова, это была гениальная шутка его. Кто-то в его присутствии стал козырять своими наградами. И он это всё внимательно выслушал и сказал: «А простите, сколько лет?». Он перечислил ТЭФИ, Звезда Театрала, назвал наград пятнадцать, премий и так далее. Сказал-сорок {лет}. «Надо же молодец, столько наград. У меня в твоём возрасте был только Оскар». Это такое отношение к этому. Никакой мотивации, никакого топлива. Топливо – это интерес. Я же занимаюсь профессией, а не получением наград.

Пётр: Мне хочется углубиться в техническую плоскость. Во многих фильмах актёрам дубляжа приходится дублировать несколько ролей: первого плана и несколько эпизодических. Например, в одной серии Гарри Поттера вы озвучили и Вернона Дурсля и профессора Флитвика и даже главного персонажа – Распределяющую Шляпу.

Алексей: Да.

Пётр: Я понимаю, что это такая изнанка, можете сказать, что скучно, никому не интересно. Но пожалуйста, удовлетворите любопытство, за счёт каких выразительных средств можно правильно этих персонажей раздвигать и разводить? Тембр меняем?

Алексей: Тембр меняем и всё. Я опять же говорю, я не кривлю душой, когда я, говоря об этой кухне зрителям и слушателям, я абсолютно честно признаюсь в том, что это моё кривляние. От этого кривляния, когда я получаю удовольствие, мне трудно это объяснить простым людям, которые это слушают. Простите меня за «простые люди», я имею ввиду людей, не находящихся в этой профессии. Когда я кривляюсь и получаю от этого удовольствие, это другое состояние моего профессионального организма. Я другими словами не могу изъясняться, это кривляние. Мне сказали, я вот так покривлялся там. Ну покривлялся профессионально, всё, больше ничего.

Сделаешь профессора Флитвика? Сделал профессора Флитвика. Или Шляпу, которая распределяет там всех. Ну прекрасно. Когда ты получаешь удовольствие от кино. Тогда это твоё «кривляние» оно, наверное, и удаётся.

Я получал так удовольствие, когда {озвучивал} Джека Николсона. Я вообще его боготворю как артиста. Когда я сделал его один раз в «Любовь по правилам и без», получил потом «Пока не сыграл в ящик», вот это был рекорд. Я практически не прерывался, не отходил от микрофона, я сказал: «Надевайте памперсы, пристёгивайтесь, перерыва не будет». Я буду это делать. Я сделал её, по-моему, за 5 часов.

Пётр: С десяти до трёх дня. Как раз 5 часов.

Алексей: Что-то такое, да, да, да. Я сделал эту картину за 5 часов, потом сказал: «какая это прекрасная картина» и пошёл домой. А там то, что делал Николсон и само кино, там я тоже кривлялся, но по-другому.

Этот пример я привожу совсем для наглядности. Помните фильм «Приключения Электроника»?

Пётр: Да, с замечательными двумя мальчиками.

Алексей: Когда пришёл Электроник домой к Сыроежкину и, получив пятёрку за пение, он хвастался. Он говорит: «Как ты спел?». Он говорит: «Я эту песню спел голосом Робертино Лоретти». Это наглядный пример что я делаю. Этого зритель не чувствует, но в какой-то роли я возвращаюсь к Вицину, где-то я возвращаюсь к Плятту, где-то могу использовать артистку Понсову. Всё то, что я слышал и всё, что отложилось в моём организме с детства. От пластинок, от мультфильмов Союзмультфильма. Это я могу использовать. Это из копилки я достал и бросил, оно всё сработало.

Пётр Сафрошкин: Уже сейчас, через год, пять, десять, соцсети заменят всё. То же образование, профессию они заменяют напрочь!

Алексей Колган: Я вообще вне сетевого пространства. Вне. Я не смотрю ничего. Меня в пандемию пытался сын сподвигнуть на Тик-ток.

Пётр: Имеется ввиду смотреть или записывать?

Алексей: Мы записали туда два ролика, как я озвучиваю «Шрека». Но это я сделал только ради сына. Дальше он говорит, там полилось, комментарии какие-то, сразу миллион каких-то подписчиков. Оно мне надо? Несмотря на то, что мы тогда сидели дома, я сказал: «Сыночек, мне это не интересно». Правда, не интересно. Это какая-то…не знаю. В этом смысле я не современен.

Пётр: Ну вот Бузова же играла в театре, во МХАТЕ.

Алексей: Ну ей нравилось? Хорошо. Ходили на эти спектакли. Я вне этого пространства, вне. Просто, как говорил Михаил Михайлович Жванецкий, «отойди, не стой во всём этом».

Пётр: Про театр. Вообще любое искусство оно же волей - неволей как-то двигается по направлению к зрителю, к его интересам, запросам. Пусть это движение иногда идёт неспешно, как целая эпоха, отходит, приходит другая. Где эта грань, за которой начинается вульгарность и вот эта клиентоориентированность обслуживания, когда театр превращается в сервисную сферу обслуживания клиента? Он же должен как-то двигаться под запросы людей. Нет? Вообще?

Алексей: Никогда. Театр заканчивается в том месте, когда он начинает идти на поводу у зрителя. Пусть зритель правильно меня поймёт, моё выражение. Мы должны властвовать толпой, а не толпа должна властвовать нами. Не публика должна нам диктовать, что она хочет увидеть. Тогда ничего не получится. Тогда всё равно в тебя полетит гнилой помидор. Мы должны властвовать над вот этой тысячей или полутора тысячами, или сколько там пятьсот человек сидит в зале. Ты хозяин этого. Где грань? Она очевидна. Даже если я у вас спрошу, где эта грань, вы тоже скажете, где она. Там, где мы начинаем снимать трусы. Вот там эта грань, на резинке. И всё. Мы не должны идти на поводу, когда мы идём на поводу, всё заканчивается.

Пётр: Это эпоха вульгарности и вседозволенности.

Алексей: Она не «эпоха вульгарности и вседозволенности». Есть и не вульгарность и не вседозволенность. Театр-то не кончился. Хороший, классический и не вульгарный. Без этого обходятся. Не буду приводить пример, ладно, хорошо. Не все театры на это идут.

Это определённый круг, который посещает определённый круг зрителей, которым этот эксперимент интересен. Хорошо, посещают, ладно. Я не буду. И я знаю людей, которые не будут. И я знаю людей, которые сохраняют то настоящее, которое должно быть.

Со студентами на выпускном курсе, моя жена, Нина Дворжецкая, поставила «Чайку» чеховскую. И, поверьте, когда приходили туда люди, даже принимающие участие, так скажем, в экспериментах, не сомнительных, но представители экспериментального театра, приходили и сказали: «Слушай, как здорово, что ты обошла все вот эти способы снимания одежды с себя, плевков и матюков в этом спектакле. Ты поставила это как написал Чехов».

И там сидели молодые люди, сидели с открытыми ртами, я это видел, смотрели, оказывается, так можно. Оказывается, бывает, трогает так, что можешь заплакать. Это просто надо делать, это копать. Это разговор ещё одной программы, как создаются в театрах спектакли. Либо они создаются очень быстро. Дело в том, как придумать спектакль и как разобрать. Это фантазия режиссёра, скудная она или не скудная.

Пётр: Алексей, скакнём с театра обратно в дубляж. Можете ли вы назвать несколько картин, с которыми у вас связаны особо тёплые воспоминания, от работы над ними или с конкретным режиссёром?

Алексей: А мы их уже назвали в разговоре. И «Шрек», и «Любовь по правилам и без», «Пока не сыграл в ящик».

Пётр: А «Терминал» относится к таким?

Алексей: Ой, «Терминал», конечно. Спасибо, что вы вспомнили.

Пётр: Это один из моих любимых фильмов.

Алексей: «Терминал». Там была интересная работа, когда Славочка, она мне сказала: «Нам надо здесь найти, это поиск режиссёра и актёра, надо найти очень органичную речь, на что она похожа, речь этой Кракожии?». И там было тоже. Искали, искали и нашли. Да, это была тоже картина, которую я очень люблю. И даже если она идёт по телевидению, я смотрю. Там очень хорошие работы у всех. Я имею ввиду не нас. И у артистов прекрасная работа и картина очень хорошая.

Пётр: Знаете, есть такие фильмы, у которых сложно определить жанр. Вот так условно ставят драма или мелодрама, драма на стыке с комедией. «Терминал», мне кажется, относится к таким. Для меня она трагичная картина.

Алексей: Она трагикомедия. Жанр…каждый видит в произведении что-то своё. Вы увидели по своему складу, я же вас не знаю. Вы, может, более человек углублённый в трагедию.

Пётр: Возможно.

Алексей: Есть люди, я не о присутствующих, у которых отсутствует чувство юмора, например. Они ищут что-то такое. Я увидел там что-то другое, я увидел там трагикомедию. Наверное, трагикомедия для меня. Кто-то смотрит это по-другому, кто-то не может это смотреть.

Пётр: Не все фильмы пишутся с изображением на экране. Где-то компания прокатчик…

Алексей: Я понимаю ваш вопрос. Самый сложный у меня был «Кинг Конг». Была прислана копия вся перечёркнутая, с браком, с явным браком она была сделана. Там были на копии на чёрном фоне, были вырезаны в сценах, мы видели людей, это был чёрный фон. А на наших копиях, там были присланы ещё копии для артистов. На наших копиях на чёрном фоне была часть лица и всё. Остальное был чёрный фон. Вот это был ужас! Когда надо попадать в артикуляцию, кома какая-то. Кошмар!

Пётр: У меня возникает закономерный вопрос: а как цепляться тогда, к чему на экране в таком случае?

Алексей: Ты видишь мимику? Так и цепляться.

Пётр: Эмоционально, по состоянию.

Алексей: Всё равно, когда ты не видишь, как хочешь так и цепляйся. Сейчас, наверное, уже этого не делают, сейчас какие-то другие способы защиты. Это был единственный прецедент, когда я в нервной дрожи вышел после дубляжа. А как иначе? Они такое прислали, потому что не хотят, чтобы украли.

Пётр: Сейчас радикально защищают фильмы, просто перестали их в Россию присылать вообще.

Алексей: Ну и Бог с ним, Господи. У нас тоже это наладится. Такое впечатление, что они нам в последнее время присылали что-то ах какое супер качественное кино. Нам тоже присылают огромное количество шлака. И люди, которые смотрели американское кино или вообще иностранное кино и говорили: «Ах, у нас не умеют снимать». Товарищи, это тоже отдельный разговор, почему у нас так, а у них – так.

 У них масса есть тоже отвратительного и непрофессионального, несмотря на то что у них в кинематографе очень хороший монтаж. Всё. У нас мы говорим: «Надо ли воспитывать у нас артистов дубляжа в институтах?». Нет, не надо. Режиссёров надо как следует воспитывать? Конечно, надо. На мой взгляд, надо в первую очередь воспитывать режиссёров монтажа.

Большинство фильмов Никиты Сергеевича Михалкова они не только потому супер удачные, что он прекрасный режиссёр и он чудесно умеет работать с артистами, там какой-то необыкновенный симбиоз между артистом и так далее. Никита Сергеевич знает, о чём он снимает кино. Там ещё искусство монтажа. Вот за счёт чего ещё в плюс выигрывают фильмы Никиты Сергеевича Михалкова. Это блестящий монтаж этих фильмов.

Кроме всего прочего, он обладает этим талантом сесть, где, по какому принципу, всё равно, наверное, по той школе он тоже монтирует свои фильмы. Я могу только догадываться. Ну вот здесь режиссёров монтажа надо воспитывать, тогда наше кино взлетит.

Пётр: Бытует такое мнение в массах, не буду говорить чьё конкретно, что проблема нашего кино не в том, что кто-то что-то не умеет, а в том, что пытаются подворовать везде. Тут своровали, там своровали и в итоге ничего не доходит до кино.

Алексей: Не в этом дело. Был в Одессе такой администратор, Козак. Он очень хорошо определил парой фраз, чем отличается, например, наш кинематограф от западного. Он говорил: «Мы воруем с убытков, а те воруют с прибыли». Вот вся разница. Дело в том, что финансирование совершенно другое. И дело не в воровстве.

Пётр: Там масштабы пообъёмнее.

Алексей: И там воруют. Почему люди считают, что там не воруют. Там всё честно? Дело в том, что там уже сложившаяся индустрия, совершенно по-другому выстроенная финансово.

У них не было Великой Октябрьской революции и у них не было периода кинематографа периода советской власти. Когда тебе нужно на фильм столько-то и тебе государство даёт столько-то, и ты столько имеешь. У них не было такого периода. Там индустрия выстраивалась в капитализме десятилетиями, начиная от его начала. А у нас был период советского кинематографа. И для того, чтобы он встал, наш кинематограф, вот в этой хотя бы стезе, узкой стезе финансов. Для того чтобы он как следует встал на ноги, для истории это ничтожный срок. Когда мы освободились от советского дотационного строя. Когда мы перешли в несколько другое, для истории ничтожен.

Пётр: Проще говоря, мы пока не умеем быть прибыльными.

Алексей: Это не налажено. После 1990-х кинематограф практически умирал. Посмотрите, какой Киноконцерн «Мосфильм» сделал Карен Георгиевич Шахназаров. Какие там выстроены новые павильоны, это ведь адский труд и желание человека. И технически, и творчески. Но совсем недавно ещё этого не было. Совсем недавно ещё на «Мосфильме» была старая разрушенная тон-студия. Это же, повторяю для того, чтобы это перешло и встало на какие-то другие ноги, нужен ещё какой-то большой срок. То, что мы проделали, это много, но это не срок.

Пётр: Мне хочется спросить по поводу формирования, воспитания вкуса, если так можно сформулировать это. Часто общественная дискуссия возникает, а не нужна ли нам ей-Богу, цензура какая-нибудь. Что ж показывать? Тут трусы снимают, тут матерятся, тут колются, тут однополая любовь. Давайте-ка всё мы это с согласия какого-то комитета выпускать, чтобы наконец-то в нашей культуре было спокойствие и порядок.

Алексей: Ваш вопрос заключается в том, нужна ли цензура? В каком виде? Она есть. И она есть везде, цензура на том свободном западе, в той свободной Америке, о которой мы говорим, там тоже есть цензура. Там нельзя говорить о каких-то вещах. Я сейчас говорю не о нынешней ситуации, не о России. Там есть эта ситуация нежелательная. Например, в Германии давно нежелательно говорить о холокосте, нежелательно на центральных каналах телевидения. Я это знаю не понаслышке. Например, в Америке нежелательно говорить о Ку-клус-клане. Не считать ли это цензурой? Просто что-то они хотят говорить, они говорят без цензуры, про то, что вы назвали.

Пётр: Я даже имею ввиду не возможность говорить о чём-то.

Алексей: Я имею ввиду, что-то делать, какой-то другой перформанс, там тоже существует в каком виде она перерождается, эта цензура. Нужна ли она? Нужна, на мой взгляд, она, несомненно, нужна.

Она есть, только в каком виде она будет. Нельзя создать цензурный комитет. Цензура была и в царской России. Но если просто обратиться к истории, но только для того, чтобы возник, к разговору о цензуре, цивилизованный диалог, а не просто «ты ничего не знаешь, нам всё врут», нужно хотя бы обратиться к истории.

Тогда получится либо цивилизованный диалог, либо рассуждение о наличии цензуры войдёт в какие-то исторические рамки. И вы сможете положить эти свои суждения на весы. Был цензурный комитет при царской России, они какие-то книжки выпускали, какие-то не разрешали, какие-то фильмы выпускали, какие-то нет.

Пётр: А если мы возьмём искусство и, условно говоря, разделим его на две группы: нормальное, высокое, качественное и пошлое, вульгарное, грубое. Очень грубо проведём. То значит всё-таки нужно как-то на это воздействовать, как-то регулировать. Или можно пустить на самотёк, история всё вылечит, любые болячки из искусства сковырнутся и все нормализуется.

Алексей: Присутствуя на, так скажем, для меня низкопробных спектаклях и перформансах, я наблюдаю за людьми, как они на это реагируют. Я вас уверяю, 80% присутствующих в зале делают вид, что им это интересно. На самом деле они ничего в этом не понимают, почему так. У них удивлённые глаза или они смотрят этот спектакль со сниманием трусов, назовём это так. Либо половина спектакля они смотрят, сидя в мобильном телефоне.

Категория людей, которая ходит на подобного рода представления, она есть везде. Им это нравится. Мы уже об этом говорили в сегодняшней беседе. Ну и пусть ходят. Надо ли это как-то цензурировать? С государственной точки зрения надо, если вы получаете на это государственные деньги, государственные дотации, тогда извольте…

Пётр: Выполнять задание.

Алексей: Нет, не задание. Это не называется «задание». Вы взялись, тогда извольте эти деньги не разбазарить абы на что.

На то чтобы в этот, например, театр или на этот фильм не пришёл, несмотря ни на что, 16-летний неокрепший подросток. Даже если там написано 16 +, у него голова ещё не окрепшая, если он там что-нибудь увидит. И если этот шлак будете всовывать в его неокрепшую голову – это беда.

Тогда извольте за государственные деньги вот этого не делать. Вот этой гадости, не разрушать молодое общество. Я не ратую за то, чтобы мы все шли каким-то одним курсом. Но хотя бы вот этого не надо. Не надо давать ему мат с экрана, который он итак слышит на улице. Не надо усугублять в ту сторону.

А что касается времени, да, оно само рассудит что-то. Что-то отомрёт, само собой. В 1990-м году, когда я очутился студентом в Ленинграде, тогда безвременье постперестроечное 1990-х годов, тогда можно было всё. В Ленинграде открылся сексуальный театр. Тогда в 90-ые это было просто что-то такое, мы, естественно, пошли. Мы ходили по всем театрам. Мы пошли на представление этого сексуального театра. Оно, конечно, даже рядом не стоит с тем, что мы можем увидеть на сцене. Это была какая-то ерунда, пьесу я даже не воспроизведу. Это умерло само собой, этого театра уже нет, он не переродился. Он какое-то время просуществовал и всё. История очень быстро его убрала, причём за несколько лет, не за десятилетия. История тут тоже играет немаловажную роль.

Пётр: Про сексуальный театр мне вспоминается Ильф и Петров, у которых в «…Историях жизни Колоколамска..» есть похотливый тупик, который располагается.

Алексей: Это что-то такое было, в каком-то похотливом тупике, в подвальчике. Причём это было не место, где распространяли наркотики и так далее. Там был зрительный зал на, по-моему, 50 человек. И билеты стоили довольно дорого, и они там показывали части голого тела. Мы пришли. Это была не порнография. Но увидеть тогда обнаженную грудь, это было вообще довольно редко. Это там позволяли себе в этом похотливом тупике. Потом, я хорошо помню, была антреприза, где здорово и деликатно это позволила себе сделать Людмила Марковна Гурченко. Я сейчас не вспомню спектакль. Там играла она и Александр Анатольевич Ширвиндт. Это был спектакль, по-моему, Трушкина.

Пётр: Я не возьмусь даже никак комментировать действия Людмилы Марковны. Она имела на то какие-то основания.

Алексей: Но вот это как раз было с таким вкусом, с таким мастерством было сделано. Как раз к нашему разговору, как раз как это сделать.

Пётр: Не первый раз в этой студии мы касаемся темы, что обнажиться можно со смыслом, красиво.

Алексей: Для этого нужен хороший режиссёр и всё остальное. Как это придумать, не уйти в пошлость.

Пётр: Я сейчас буду закрывать эту тему с театром и искусством в целом. Закрою таким вопросом. Популярны в сети так называемся хулиганские или взрослые озвучки. Это Дмитрий Пучков (Гоблин), легенда сетевого пространства. Это матерные переводы. Это «Кубик в кубе» студия.

Алексей: Это я слышал название, я познакомился с этим.

Пётр: Это имеет место быть? Как вы к этому относитесь? Нужно ли на это как-то воздействовать? Или это вполне для определённой аудитории, есть и есть.

Алексей: Кому-то нравится арбуз, кому-то свиной хрящик. Ну хотите эту озвучку – слушайте, пожалуйста. Сеть – это помойка. По большому счёту сеть – это помойка. На помойке можно найти старую антикварную тумбочку, отреставрировать её и получать удовольствие. На помойке можно найти пустую банку с остатками консервов и тоже ею полакомиться.

Пётр: Вы могли бы рассказать, что это была за авантюра с Джеком Николсоном, как это случилось? И почему вы это авантюрой называете?

Алексей: Я не помню фамилию, кто-то был закреплён за Джеком Николсоном, он заболел. Мы как раз сделали «Шрека» и сделали фильм, который мне тоже достался благодаря Славе – «Кот в шляпе». Этого кота тоже играл Майк Майерс, мы тоже сделали его вслед за «Шреком».

Пётр: Простите, может это «Кот в сапогах»?

Алексей: Нет, «Кот в шляпе». Шикарное кино, кстати. Шикарное детское кино. Он играет кота, который пришёл к детям, развлекать их. У нас эта сказка известна как «Кот в колпаке», ну не важно. Там кто-то заболел, кто должен был. А это сроки. А Слава сидела в этом же Пифагоре: «Что мне делать? Он заболел, он не может звучать!». А что такое? «Да у меня Николсон, у меня Николсон». А я этого артиста любил и продолжаю любить. Я говорю: «Славочка, а можно я попрошу у Вас, я у Вас никогда таких главных ролей не делал».

Пётр: Так вы сами напросились на эту авантюру?

Алексей: Да. Она говорит: «Ну вот как, это же нужно им туда послать». А потом какой-то огонёк адский у неё в глазах, она говорит: «А не буду я им ничего посылать туда. В качестве пробы. Я им все уже послала. Мы просто озвучим это и всё. Давай! Даже пробовать не будем, давай». И мы над этой картиной…там артист как раз из того разряда, что не надо ничего придумывать, он сам всё сделал. Надо просто тембром его поймать и всё. И вести дальше.

Пётр: Чувствую инфернальные нотки проявляющиеся.

Алексей: Дальше он тебя проведёт сам, Николсон. Мы пошли и выиграли.

Пётр: У меня заключительный вопрос: вы играли не только троих Черчиллей…Но ещё и Брежнева, и Сталина.

Алексей: Это кино. Черчиллей я играл в дубляже. Брежнева и Сталина, знаете, когда тебе делают такое предложение, от него очень трудно отказаться. И когда мне Илья Учитель сделал это предложение в фильме про Стрельцова. Ну почему не пойти по этому пути, почему не показать?

Я до этого как раз смотрел блестящую работу Шакурова в сериале «Брежнев». Это блестяще было. Почему не показать ещё одну грань живого человека? Я играл Брежнева, я всё равно играл человека живого исторического. А исторического человека сыграть очень интересно, как откажешься, зачем.

Потом Сергей Евгеньевич Мокрицкий позвонил и сказал: «Вот я тебе предлагаю Сталина». Вот в то время, 1941 год, когда немцы подходили к Москве. И в фильме первый Оскар, и сценарий мне понравился, который был посвящён первым операторам. Ну как мимо этого пройдёшь, был бы дураком, если бы отказался. Мне кажется, что что-то мы смогли там сделать, что-то получилось. Это было очень интересно.

Пётр: В связи с обилием ролей таких государственных ролей не звонили ли вам из Кремля с предложением?

Алексей: Нет, нет, нет. Никакого обилия государственных деятелей нет. Просто если мне предложат в другой ипостаси сыграть, то, может быть, я откликнусь. Потому что любой государственный деятель, я уже сказал в начале ответа, это живой человек. Мне интересно проследить, мы всегда видим только одну сторону этой медали. Артисту интересно заглянуть с той стороны, как он завтракает, как он плачет, как он переживает. Мы можем только догадываться об этом. Впрочем, это обо всех. И о государственных деятелях, и о других.

Я сейчас играю, у меня идут съёмки, я играю книгоиздателя по фамилии Новиков при Екатерине II. Не Новиков, а Новиков - ударение. Здесь я тоже могу только догадываться о степени дворцовых интриг и так далее, и участие в этих интригах великого просветителя, о котором я могу сейчас только прочитать. Об этом Новикове. Интересно там покопаться. Это тоже часть нашей профессии.

Пётр Сафрошкин: Я не могу удержаться от прямого и острого вопроса: Путина сыграете?

Алексей Колган: Нет. Я на него, во-первых, не похож. Во-вторых, там уже будет собирательный образ. Я не скажу, что я портретно был похож на Брежнева, но какие-то черты я могу воспроизвести. А зачем делать либо дешёвую карикатуру, либо совершенно непохоже, чтобы все сказали: «Зачем тебе это надо было? Для чего?». Если бы шёл об этом разговор, был бы собирательный образ президента. Помните, когда вышел фильм «Президент и его внучка», когда совершенно не похожий на….подразумевался Борис Николаевич Ельцин. Президента играл Олег Павлович Табаков. Ведь он был не похож, он тем не менее играл Президента страны.

Если вот в таком виде, там интересно покопаться в психологии. Потому что, если говорить серьёзно, а я говорю серьёзно. Трудно понять, как живёт руководитель страны, что он делает. Мы видим только верхушку айсберга, мы не знаем, как он работает, сколько часов в день он работает. Мы не знаем, какие сложные вопросы он решает. Нам не положено это знать, иначе мы все были бы где-то там, либо в окружении президента, руководителя. Если будет интересное предложение, то почему бы и нет. В портретном сходстве нет. Потому что я на Владимира Владимировича не похож. Никак, ни по комплекции, никак.

Пётр: Друзья, это подкаст «Про озвучку». Мы беседуем с профессионалами звуковой индустрии, которые задают тон в создании качественного звука. Сегодняшним гостем был Алексей Колган, актёр театра, кино, мастер дубляжа. Алексей, огромное вам спасибо.

Алексей: Спасибо вам за беседу.

Пётр: Могли бы вы, пожалуйста, для наших зрителей и слушателей сказать несколько добрых пожеланий, несколько приятных слов, может быть какие-то профессиональные советы, может какие-то общежитейские наставления. Можно прямо в камеру сделать.

Алексей: Профессиональных советов я не дам, я не имею на это право. Если хотите выслушать, тем не менее, совет… В этом пространстве очень сильно фильтруйте, каких преподавателей вы выбираете. Потому что это не всегда верно. А так, в общем, желаю вам, друзья, здоровья, смотрите хорошее кино, будьте в хорошем настроении, получайте удовольствие.

Пётр: Алексей, очень хочется услышать голос Шрека.

Алексей: «Отстань, осёл!».

Пётр: Иного я и не ожидал. Спасибо!

Алексей: Всего хорошего.

Ведущий подкаста «Про озвучку» Пётр Сафрошкин: До встречи, друзья! Ставьте лайки, комментируйте наши видео, делитесь с друзьями и обязательно задавайте вопросы нашим будущим героям «Про озвучку». Прощаемся с вами ненадолго. Пока.