Никита Семенов-Прозоровский. Беседа в студии RECsquare

Никита Семёнов-Прозоровский – частый гость в нашей студии. Его голос востребован не только в художественных и мультипликационных фильмах. Его с удовольствием приглашают озвучивать компьютерные игры и рекламу. Ремесло и вдохновение, творчество и рутина тесно переплелись в его жизни. Как он с этим справляется? Сейчас узнаем.

Кадр из фильма «По ту сторону смерти»

- Никита Юрьевич, можно я задам детский вопрос: играть, стоя у микрофона, легче, чем играть на сцене?

- На самом деле детский вопрос. (Смеётся) Всё-таки это разные ремёсла, совсем разные. Вообще, актёрская профессия невероятно полифонична, как и любой вид искусства. В изобразительном искусстве есть станковая живопись, книжная иллюстрация, реклама и так далее. Люди, которые могут рисовать декорацию к спектаклю, быть художниками на кинокартине или в мультипликации – это совершенно разные специалисты. Профессионалы нужны во всех отраслях. Но если про художников это понимают, то про артистов почему-то думают, что их труд - это что-то статичное. Вышел, сказал чужие тексты и ушёл под аплодисменты, закиданный женскими поцелуями и цветами. Нет. На самом деле, это серьёзное ремесло. Именно ремесло, на чём я настаиваю, как бы обидно это для кого-то ни звучало. И если говорить об актёре дубляжа, то здесь всё концентрируется на голосе. Я не могу подмигнуть вам, вскочить и убежать в сторону, удариться головой о стену и вызвать тем ваше сочувствие к своему персонажу, всплеснуть руками и вообще что бы то ни было сделать, кроме как сказать. Соответственно, здесь есть свои ремесленные тайны, приёмы и знания, но, в принципе, это существование внутри себя. Всё идёт от голоса и немного от опыта работы у микрофона. Сложнее это? Не знаю. Это просто другое ремесло. Далеко не все великие артисты могли дублировать. И, наоборот, есть потрясающие актёры дубляжа, которые не состоялись как кинозвёзды или как театральные звёзды. А здесь себя вполне комфортно реализуют.

- Вы говорите, что в вашей работе много ремесла. А как же вдохновение? Есть для него место?

- В нашем деле, наверное, меньше всего. Если вдохновением считать удовольствие, да, удовольствие, безусловно, может быть. Когда ты работаешь с теми, кто тебе симпатичен и когда тебе нравится сам материал. Ты можешь даже плакать или смеяться от восторга во время работы. Но всё-таки вдохновение – это немножко другое состояние.

- А в рекламе есть место творчеству?

- Всё зависит от людей, которые ей занимаются. Если люди талантливы, она может нести в себе и метафору и образ, то есть вполне себе приёмы искусства. Но вообще реклама – изначально коммерческая задача и очень технологичная вещь. Когда мы говорим о творчестве, это значит, мы вместе созидаем что-то. В рекламе же мы начинаем транслировать чужую идею с чужими посылами и чужими задачами. К тому же, когда я прихожу в студию, я ведать не ведаю, о чём буду говорить. Мне дают текст, я смотрю видео – оказывается, это гриль или ещё что-то. Ну и соответственно, достаю из закромов штамп № 5 или штамп № 7. И начинаю прилаживать его к этой задаче.

Кадр из фильма «Господа-товарищи»

- А ещё есть такая волшебная вещь, как пожелания к прочтению…

- Да, и первое время по кинематографической и театральной привычке я приходил и что-то такое начинал клиенту предлагать. Но сейчас, учитывая сроки, возможности-невозможности студии, и то, что я разговариваю на 99 % с непрофессионалами, перестал это делать. Довольно бессмысленно начинать ликбез, сидя у микрофона. Я просто стараюсь, в силу своего опыта, уловить, чего же хочет клиент. Потому что совершенно не факт, что его пожелания на самом деле отвечают его потребностям. Это может быть просто набор слов, возможно, он просто не умеет ставить задачу. Это дело непростое - формулировать задачу артисту, этому учат в театральных вузах несколько лет. А тут приходит человек с улицы и говорит: «Ой, не так. А давайте как-нибудь по-другому». И объяснять ему, что «как-нибудь по-другому» может быть пять миллиардов видов, бессмысленно. Он сейчас поторчит здесь полтора часа, выпьет из тебя всю кровь и довольный уйдёт. А ты, обездоленный и обесчещенный, поедешь домой, плача себе в безрукавку. (Смеётся) Поэтому со временем я перестал на всё это реагировать.

- А продукт, который рекламируете, важен для вас?

- Честно - нет. Не важен, потому что я не разбираюсь ни в грилях, ни в медикаментах, ни в электронике, ни даже в колбасе. Для меня главное, чтобы в этом не было: а) политики; б) порнографии.

- Кстати, о политике и порнографии. Вы однажды сказали мне, что готовы озвучить даже порно, только не политику. Почему?

- Потому что политика гораздо хуже, чем порно. В порно, если это не насилие, если там всё происходит по обоюдному согласию, я не вижу особой проблемы, несмотря на мою частичную воцерковлённость. Я даже думаю, что есть люди, которым это нужно смотреть по медицинским показаниям.     Там может быть элемент унижения человеческого достоинства, но, скорее, для зрителя. И зрителю самому решать, смотреть это или нет.

Политика не просто хуже, это то, что должно отсутствовать в жизни нормального человека, мне кажется. Кто-то из американских президентов начала прошлого века сказал, что политика есть дело грязное. И что надо к этому привыкать. Что кровь – это норма политики. И мы как-то очень быстро с этим согласились. А для меня политика – это такая же профессия, как и любая другая. Любая, в которой есть невероятно большая ремесленная составляющая. Мы прекрасно знаем, чем лучше хирург, тем меньше у него крови, тем меньше у него неопрятности в работе. Великие хирурги – это очень тонкая и аккуратная работа. Так же и в политике. Если у политика кровь хлещет во все стороны, он плохой политик. Он, может быть, в конце концов и выплывет куда-то, сохранив в живых пару человек, но, скорее всего, нет.

И потом, политика, в силу своей сложной организации, носит такое количество составляющих, что рассуждать о ней мне, человеку несведущему, очень сложно. Поэтому я только могу судить по старому интеллигентскому принципу – кто порядочный, а кто непорядочный. Вот, пожалуй, и всё про политику.

- Никита Юрьевич, что на данный момент для вас на первом месте: работа, творчество или семья?

- Работа необходима, потому что она помогает поддерживать нормальные взаимоотношения в семье. А ещё для творчества. Я пишу песни, их нужно записывать. У меня нет спонсора, да я его и не искал. Не прибедняюсь, я достаточно зарабатываю, чтобы иметь возможность нанять хороших музыкантов. Работа необходима для свободы существования. Всё-таки хочется ещё что-то делать и кого-то удивлять. Семья… с семьёй мы, слава Богу, живём уже 40 лет, даже чуть больше. Для меня это уже устоявшаяся данность. А вот творчество, вдохновение – это некая тайна. То ли будет, то ли нет. Понятно, что, скорее всего, больше этого не будет, но мечта, конечно, существует. Есть желание выйти однажды на сцену и добиться тишины в зале. Потому что ничто не сравнится с моментом, когда ты держишь паузу на сцене. И зал замыкается в какую-то звенящую тишину в ожидании того, что ты дальше скажешь. Энергетически это ни с чем не сравнимое счастье. Ну, может быть, с сексом в лучших его проявлениях. Когда это на любви замешано. Так что из этих трёх составляющих я всё-таки выберу творчество.

Кадр из сериала «Марш Турецкого »

- А мне казалось, что главные вдохновители для вас в последнее время - это внуки. Я ошибаюсь?

- Ошибаетесь. (Смеётся) Я сам ещё не вышел из этого возраста, я сам собственный внук. Не так давно я изобрёл замечательный поэтический жанр, называется «Дедские стихи». Это почти не шутка. Если детские стихи взрослые пишут якобы для детей, то дедские пишутся благодаря детям для себя любимых. Например, внучка задала мне вопрос: «Дедушка, откуда у тебя такие шрамы?» Она увидела их летом во время покоса. И я сначала начал ей что-то бормотать-отвечать, а потом придумал целую балладу, в которой у меня герой сражается на шпагах и всё такое прочее.

Это пишется для взрослых. Но не для взрослых-взрослых, а для взрослых, которые дети. Думаю, внуки тоже придут к этому, когда перестанут быть детьми.

А сейчас они живут своей жизнью. Мы видимся крайне редко, и эти редкие свидания обычно сводятся к двум-трём вопросам-ответам. Я им явно неинтересен. Внуку я стал интересен только когда согласился озвучить Какаша. Знаете, есть такой смайлик во всех телефонах? Ну вот о нём сделали мультфильм. Вполне популярный, кстати, дети его смотрят. Помню, режиссёр позвонил мне с вечными словами человека, который не может найти артиста на роль: «Никита Юрьевич, кроме вас - никто! Нету таких артистов, которые могут это блистательно сыграть!». Я говорю: «Конечно, а что там надо читать?» Хотя давно знаю: когда тебе так говорят, это значит   либо кто-то запил и в последний момент соскочил, либо с ролью есть какая-то проблема. И действительно, когда я приехал, оказалось, что это роль какашки. И зовут героя Какаш. Для внука это стало, я так понимаю, трагедией. Потому что одноклассники его теперь дразнят внуком Какаша. А мне было на самом деле очень интересно. Это английский мультфильм, и у них эту роль озвучивает звезда театра и кино. Но мы сделали гораздо лучше, чем англичане. Увидев, как персонаж нарисован, я предложил режиссёру, чтобы он гундосил, как будто он не чувствует собственного запаха. И он такой очаровательный только потому, что он не чувствует, какой он. И вот на этом гнусавом голосе мы сделали очень смешного персонажа. Во всяком случае, я к нему отношусь как к своей удаче. Но для внука это была проблема, конечно.

- Психологическая травма?

- Думаю, да. Я до сих пор не уверен, что убедил его в том, что дедушка хорош и какашкой. Главное, чтобы дедушка был. А уж какашка он или нет, это вопрос двадцать пятый.

- Что ж, с детского вопроса начали, детским и закончим) Никита Юрьевич, огромное спасибо за интервью. Всегда рады работать с вами!

Заказать запись голоса